Крестьянина Степана Васильевича Чуракова повествование…

Крестьянина Степана Васильевича Чуракова повествование о том, где был и что видел, скитаясь по дебрям раскола, и как, Божиим милосердием, изведен был на путь истины [Текст] : [с предисловием редакции “Братского слова”]. – Москва : Тип. Э. Лисснер и Ю. Роман, ценз. 1884. – 20 с.; 22 см.

Цитаты из текста.

Я ушелъ въ Кемскій уѣздъ нашей же губерніи, въ пустынь, близь деревни Сухое, и сталъ тамъ жить подъ руководствомъ нѣкоего отца Тарасія, котораго мнѣ рекомендовади братья Моторные Ив. и Гр. Ивановичи,— говоря, что лучше его и тверже въ вѣрѣ нѣтъ никого въ Поморской странѣ. Тарасій принялъ меня радушно. Оначала онъ спросилъ. какой я вѣры. Я отвѣчалъ : Филиппова согласія. Спроеилъ еще, что побудило меня оставить міръ и поселиться въ пустынѣ? Я все разсказалъ откровенно. Онъ похвалилъ меня за мою ревность по вѣрѣ, — и принялъ жить y него въ пустыни. Но при этомъ сказалъ: „мы, другъ, обращающихся къ намъ отъ Филиппова согдасія принимаемъ чрезъ шестинедѣльный постъ, потому что хотя и они тоже не принимаютъ къ себѣ на молитву новоженовъ, но мы не принимаемъ даже и самихъ родителей новонгенцевъ; такъ узаконили y насъ купцы Аристовы” ‘). Я отвѣтилъ ему, что и два такихъ поста вынесу,  лишь бы только онъ принялъ меня къ себѣ. Между тѣмъ, живя y него, я узналъ, что за похищеніе денегъ y своей братіи и за преданіе правительству 18-ти человѣкъ на Кормангѣ Кемскаго уѣзда, онъ осужденъ былъ въ Москвѣ, Ѳедосѣевскимъ соборомъ.  Это обстоятельство отвратило мое сердце отъ Тарасія. Изъ духовныхъ дѣтей его никто не осмѣливался отойти отъ него,  хотя и знали его вину и зазирали его въ душѣ своей^ но я, оставивши всѣ мірскія пристрастія и посвятивши себя исключительно Богу, не допускалъ такого двоедушія и рѣшился выступить обличителемъ неправды. Однажды я сказалъ Тарасію: „Отче, и въ вашемъ согласіи принимаются новоженскіе родители, какъ напр. Ив. Ремягинъ? A ты мнѣ сказалъ, что y васъ этого не дозволяетея”. Онъ отвѣтилъ: „Ремягинъ-то въ Сухомъ первый богачъ,— какъ его не примешь?  Вѣдь онъ и куска хлѣба не пошлетъ намъ”. Такой отвѣтъ привелъ меня въ немалое смущеніе. „Вотъ они, учители наши!  говорилъ я, — оставивши міръ, жену и дѣтей, заботятся только о чревѣ! Это ли истинные учители? A еще мнѣ сказали,  что здѣсь первое, и лучшее согласіе!.. Господи, помоги мнѣ найти такого наставника, который бы направилъ меня на путь твой истинный !” Свои сомнѣнія о Тарасіи передалъ я сосѣду своему М. И. Ярославскому, и предложилъ ему уйти со мною отъ Тарасія. „Таково ужъ счастье наше, отвѣтилъ онъ, что мы попали къ такому звѣрю въ когти ! A отойти намъ отъ него нелі.зя: онъ предастъ насъ, какъ предалъ на Кормангѣ 18 человѣк,- y него есть паспортъ и деньги, a y насъ вѣдь ничего нѣтъ!”