Сын записал рассказ отца…
Иван Николаев
МОЙ ПАПА
Мой папа — Николаев Алексей Иванович — участник Великой Отечественной войны, имеет боевые награды. Жизнь его тесно связана с судьбой страны, ему есть о чем рассказать, но он так и не собрался записать свою биографию. Считаю своим долгом сохранить его воспоминания для всех тех, кому это будет интересно. Некоторые рассказы папы я записал на диктофон, и фрагменты приведу ниже, они будут выделены курсивом.
Конёво.
Папа родился в 1925 году в Вологодской области в деревне Погорелое в трудолюбивой крестьянской семье. Жили в достатке: огород, корова, поросёнок, куры, охота, рыбалка, грибы, ягоды. В начале тридцатых годов семья переехала в деревню Конёво.
В Конёве глава семьи — мой дед, Иван Николаевич, устроился работать на пристань. Пристань Конёво была крупным транспортным предприятием, занимавшимся отправкой и транзитом грузов, строительством и ремонтом барж.
Папа рассказывает:
— Не знаю я его биографии. Он интересно жил. Он где-то во время революции в Москве был, банк охранял в качестве часового. В Первой Мировой войне участвовал. И был на фронте, на южной границе с Польшей, ну, в общем, точно не помню. Тоже был ранен. А на действительную службу он призывался в десятом году. В двадцать два года, или в двадцать один. Он восемьдесят восьмого года рождения, а в десятом году призывался. В Куопио был, в Финляндии. Не демобилизовался, сколько тогда служили — я не знаю, унтер офицером. Видимо, войны ждали, не демобилизовали, а потом воевал.
— А кресты Георгиевские имел?
— Георгиевских у него не было. У него была медаль «За храбрость», потом «За отличную стрельбу», такие две скрещенные винтовки, я помню, еще какие-то медали были боевые. Помню, что их сдали в «Торгсин». В тридцать третьем году был голод, с хлебом были перебои. Так вот «Торгсин» плавучий был, я уж не помню — как он расшифровывался… Короче говоря, за золото и серебро выдавали такие дефицитные товары… Мукой мы брали, я ж помню. Конёво было промышленной деревней. Население было занято на Кемском заводе, двух шпалорезных заводиках, Конёвском леспромхозе, сплавной конторе, Кемской запани, которая располагалась там, где сейчас посёлок Новокемский, пристани, различных мастерских. Часть мужиков уходила на заработки в иные места. В деревне Соломенное под Петрозаводском, бригада из Конёва грузила на баржи доски.
Папа рассказывает о Конёве:
— У нас еще в раннем детстве в Кемском клубе шло кино из настоящей кинобудки, там ничего не видно, только луч видно на экране. Зал был большой с двумя проходами между рядами, большой ряд посередине, и два узких по краям — большой клуб. А на Андреевском в Андреевском клубе, кинобудка хоть и была, но туда приезжала кинопередвижка. У кинопередвижки постоянно надо ручку крутить, чтобы … Так вот, киномеханик, который приезжал, наберет ребят… Вот интересно: какое-то динамо , что-ли крутили? Их бесплатно пускали. [Смеется] Кино стоило может пятнадцать, может двадцать копеек. Вот они попеременно там несколько человек сидят забесплатно крутят. Так он ничего не видит, или видит кое-как, но бесплатно.
— Что еще в клубах происходило?
— В клубах, будь здоров! У нас очень была развита самодеятельность и школьная и взрослая. Самодеятельность была на уровне.У нас дом пионеров был в отдельном здании. Что-то вроде стандартного дома, но тогда еще стандартных домов не было , но типа такого. Кружки музыкальные, фотокружок,хоровой кружок, песни-пляски,танцевальный.В общем-то ребята были заняты. В такой , казалось бы на сегодняшний день глуши… Да не такая глушь там была. Нас выручало транспортное сообщение-пароходы. Поэтому к нам и артисты приезжали всякие, даже питерские. Вот помню, в отпуск ехал в Конёво из армии, из Череповца на машине ехал с московскими артистами. Филармония. Были у них разные номера: акробатические, танцевальные, песенные. Ехали на грузовике , на открытом.. Дело было в в конце сентября.Холодно. Среди артистов был один который все рассказывал, как он разбирался в драгоценных камнях. Драгоценных и полудрагоценных. Вот меня, — говорит, — приглашают… Такой-то приглашал, прежде чем купить, чтобы не всучили подделку…
-Оценку сделать?
-Да, оценку. Потом они в Белозерске окончили свое путешествие, а я продолжил. А затем они приехали в Конёво. Как раз в Андреевском клубе давали свое представление. Три клуба: Андреевский, Кемский и наш Пристанской., и в каждом клубе каждый день что-нибудь шло, не считая дней, когда танцы… Когда нет кино, то танцы, или еще какой-нибудь концерт. Надо сказать, что культурная сторона была довольно развита в те времена. Не все такое профессиональное, но люди были заняты вечерами. Особенно до войны это было поставлено на такую основу, Финансируемую при том. Хороший Андреевский сад был , с аттракционами. Ребята были в восторге. Теперь там некому заниматься. Нет финансирования — нет и культуры. Папа помнит те времена, когда Советская власть взялась за ликвидацию безграмотности. Когда взрослые люди с букварями тетрадями ходили в школу, учились читать и писать. Каждый год 21 января мужики собирались возле сельсовета с ружьями и давали залп в память о В.И.Ленине.
Сейчас Конёва нет на картах. Когда поднялся уровень воды в Волго-Балтийской водной системе, Конёво оказалось затоплено водой. Дома и предприятия были перенесены на более высокое место, новый посёлок получил название -Новокемский.
Информационные технологии
Была в Конёве почта. Был в Конёве телефон. И надо отметить, что телефон был проведен в дом моего деда, который руководил судоремонтными мастерскими. Наверняка телефоны были у всех, кто занимал руководящие должности. На пристани было радио, слушать которое можно было на улице возле черной «тарелки» громкоговорителя.
Путь профессиональных нищих также пролегал через Конёво. Их было двое. Старуха, имени которой я не знаю, и Измаил. Папа вспоминает, что старуха без умолку повторяла одну и ту же фразу: «Дай тебе господи! Дай тебе господи! Дай тебе господи!» На ночлег ее пускали без особого энтузиазма.Любимцем конёвской публики , если так можно выразиться, был старик Измаил. Имя ли это было — Измаил- или прозвище-не знаю.Он совершал беспрерывный путь вокруг Белого озера и знал всех, кто жил на его берегах. Был чистоплотен и вежлив. На ночлег его пускали охотно, кормили за общим столом, выспрашивали о новостях, о родственниках и знакомых. Измаил подробно и красочно отвечал на все расспросы, приводил свое мнение и мнение других людей.
Старшие братья
Старший из братьев — Николай Иванович воевал с первого и до последнего дня Великой Отечественной войны. Начал сражаться в пехоте на границе с Румынией, отступал до Волги, попадал в окружение, ходил в разведку, был ранен, лечился в госпитале в Саратове, однако за этот период по известным причинам наград не имеет. После выздоровления попадает на службу в 1310 ЛАП (легкий артиллерийский полк) 21 артиллерийской дивизии. За время службы в полку награжден медалями «За боевые заслуги» и «За отвагу», а также орденом Красной Звезды. В одном из боёв был контужен, но, как сказано в наградном листе, «не вышел из строя, продолжая выполнять документацию по планированию огня». Послевоенная судьба Николая Ивановича связана с речным флотом, долгие годы он был начальником Белозерского порта. По соображениям секретности военнослужащим запрещалось указывать в письмах место своего пребывания. Цензоры внимательно за этим следили. Однако Николай Иванович нашел способ обойти этот запрет. В одном из писем брату он писал, что находится на излечении в госпитале, что идет на поправку, а письмо закончил словами: Твой брат Саратов. Цензоры не смогли разгадать сей шифр, и слово «Саратов» не вымарали.
Другой брат — Александр Иванович — был десантником, погиб в феврале 1942 года в глубоком немецком тылу в районе станции Дно. После войны родители пытались выяснить его судьбу, писали запросы в военкоматы. Видимо, в связи с этим Управление по учету погибшего и пропавшего без вести рядового и сержантского состава 10 апреля 1946 года запросило у Шольского военного комиссара и Николаева Ивана Николаевича дополнительные сведения о разыскиваемом. В анкете, видимо рукой Ивана Николаевича Николаева (отца), записано, что Александр Иванович проходил службу в гор. Люберцы п/я 55/8. что письменная связь с ним прекратилась 10 февраля 1942 года. В графе «Дополнительные данные о разыскиваемом» записано: «Товарищ сообщал, что разыскиваемый убит, и похоронил он его сам. Ленинградская область ст Дно и Порхов». Резолюция военкома: «Погиб 10 февраля 1942, похоронен ст. Дно Ленинградской обл.»
В 1940 году в возрасте 15 лет папа устроился работать матросом на катер «Шиповка». Это была пассажирская посудина с носовым салоном на пятнадцать мест.
1941- 1942
С началом войны судоходство по рекам и Белому озеру не прекращалось. Рейсы выполнялись как и в мирное время строго по расписанию даже при отсутствии или минимуме пассажиров. В 1941 году на западном берегу Ковжи была сделана засечная полоса. Деревья спиливались на высоте около одного метра, а стволы валились крест-накрест вершинами на запад в сторону наиболее вероятного появления немцев. На восточных берегах рек строились ДЗОТы. Строились они зимой. Это были деревянные’ срубы — один внутри другого, а пространство между срубами заполнялось ледяными глыбами, снегом и заливалось водой. Лед на реках также подготавливался к взрыву. Местное население, и папа тоже, принимало участие в строительстве оборонительных сооружений, но враг до Конёва не дошел.
Зимой довелось работать на лесозаготовках. Делянки находились в нескольких километрах от Конёва, поэтому к началу рабочего дня надо было выходить затемно. Дневная норма на человека составляла три кубометра дров. Эти дрова использовались как топливо для пароходов, их нужно было напилить на поленья длиной 1 метр, расколоть на две половины и уложить в штабель.
Поход в Череповец
В январе 1943 года папа отправился воевать.
— Расскажи, как вы шли в Череповец в пехотное училище.
— Да, я это помню. Колонна собралась большая. В деревню приходим, народ был — никаких тебе проблем: никто никогда не возразит, мол, не пущу тебя и всё. Шли: Колька Чичагов, Борька Фокичев, Женька Круглов и я — вчетвером. Всегда на ночевку останавливались вместе. Мороз был. Сильный мороз! Подходим к городу, к Череповцу, а тут курсанты у железной дороги занимаются, кто тактикой, кто… Холодно. А в шинелишках, в обмотках, ох!
— Сколько дней вы шли?
— Неделю шли. В Белозерске ночевали, у Женьки Круглова там родственники были. Дом у них хороший. Печки облицованы изразцами. Помню только, что холодно было: с дровами проблема всегда в Белозерске. Спиритизмом занимались. Как раз святки. Помню лист с кругом, алфавит по кругу, на блюдечке нарисована на оборотной стороне риска. Задаешь вопросы — получаешь ответы. Блюдце ползает само по себе, я уж не помню… Хозяйка руководила.
— А кормежка как в этой дороге была организована?
— С собственного мешка. Сухари с собой, ну а чего ты еще возьмешь? На первые дни, может быть, курица, яйца были. А чего еще то? Ничего же в магазинах не было во время войны: все по карточкам. Помню, у нас в Конёве, хлеб по карточкам, и все, больше ничего. Все со своего огорода. Свое мясо — хорошо, что у нас корова была.
— Когда вы пришли в училище, то свою одежду куда сдавали?
— Одежду то? Зашивали в мешки, писали адрес на мешке. Говорили, что разошлет училище по домам, но, по-моему, так и не разослали, там все пропало.
— Мы пришли, только пообедали, и в тот же день пошли в лагеря – на карантин, две недели. Вышли, идем колонной, вдруг с той и с другой стороны дороги застреляли пушки. Команда «ложись». В чем дело? А там немецкий самолет залетел, разведчик — один петал, и зенитки … как раз мы в район зенитной батареи попали. Вот они начали пальбу по нему. А мы лежали в снегу. Но, он не бомбил. А стрельба шла справа-слева. Потом встали — пошли дальше. Пришли в Пулово-Борисово, кажется, так место называлось, четырнадцать километров от города. Там стрельбище. Нас учили тоже: и строевая была, и огневая, на карантине. Но еще обмундирование не давали. Обмундирование дали, когда пришли в училище после карантина. И погоны тогда выдали, а до этого погон не было.
— Какие же вам погоны выдали?
— Курсантские погоны. С окантовкой. Погоны в сорок третьем году ввели с нового года. Мы шестого января пришли.
Люди говорят очень часто, что добровольцем пошел. Я тоже добровольцем пошел. Потому, что: кто хочет в училище, пишите заявление. А все кто пришел в военкомат — почти все хотели. Отсеяли тех, у кого образование было четыре класса, таких до войны еще было много, в деревнях жили, не было, скажем, семилетней школы. Такие не попадали в училищё. А все остальные, по заявлению, как бы добровольно, призывались. А одновременно и не добровольно всех забирали. Ну, вот я и пошел добровольно — какая разница?
Из нас четверых Борька Фокичев не вернулся с войны. А Женька Круглов, по- моему после ранения демобилизовался. Колька Чичагов был командиром отделения в другой роте. Он был ранен и вскоре его демобилизовали. А Юрка Раздрогин, мой друг детства, у него ранение было в стопу правой ноги.
Без пяти минут офицеры
Лепельское пехотное училище Красных командиров в мае 1941 года было переведено из Белоруссии в Череповец. Для кого-то этот факт может показаться интересным, и приведёт к размышлениям о том, к какой войне готовился СССР -— к оборонительной или наступательной. Училище располагалось на берегу реки Ягорбы рядом с железной дорогой, в верхней части Советского проспекта. Там и сейчас военное училище, только — училище связи. В первые дни удивляло обильное питание: пшеничный хлеб, масло, борщи с мясом, полные миски каши, компот. Некоторые даже не могли справиться со своими порциями. Курсанты старшего призыва посмеивались, и говорили: скоро, мол, не будет хватать. Так и вышло. И действительно, физические нагрузки были такими, что даже усиленный рацион оказался недостаточным. По территории училища разрешалось передвигаться либо бегом, либо строевым шагом. Каждый день тактические занятия в поле за железной дорогой, марши, оборона и`атаки условного противника. На занятиях по физической подготовке занимались гимнастикой и марш-бросками. Временами проходили кроссы в полной боевой выкладке. Изучали стрелковое оружие. Самозарядную винтовку Токарева папа мог разобрать и собрать с закрытыми глазами.
Папа вспоминает:
«Нам постоянно говорили: «Вы — без пяти минут офицеры», но так и отправили на фронт рядовыми».
События лета 1943 года требовали людских ресурсов, поэтому большинство курсантов училища, свыше трёх сотен человек, были направлены на фронт в качестве рядовых. Доучиваться на лейтенантов остались только те, кто имел боевой опыт. Когда строй выходил из ворот училища, оркестр грянул «Прощание славянки».
Ранение
Короткая запись в папиной солдатской книжке говорит, что период его участия в войне с Германией — 48 дней, с 12 июля по 28 августа 1943 года. На этот период приходится завершающий этап так называемого коренного перелома в ходе Великой Отечественной войны.
Полтавско-Кременчугская наступательная операция началась 26 августа 1943 года. В состав Степного фронта, которым командовал генерал Конев — будущий маршал, входила 53 армия генерала Манагарова — боевого генерала, большого мастера игры на баяне. В составе армии сражалась 233 стрелковая дивизия второго формирования, в составе которой воевал 734 стрелковый полк. Рядовым в этом полку служил пулемётчик Николаев, вооруженный пулемётом ДП (Дегтярёва Пехотный). После трёх дней беспрерывных пеших маршей усталый полк перешёл в наступление. Случилось это 28 августа 1943 года. Второй номер расчёта был убит в самом начале боя. Папа в этом бою был ранен, но позже.
Папа вспоминает об этом так: «Я поливаю немцев из пулемёта, а они меня — из миномётов. Мины рвутся рядом. Волной от взрывов подбрасывает вверх ноги. Я чуть-чуть подтянул ногу вперёд, чтобы удобней было лежать, и в этот момент осколок срезает каблук и чиркает по мизинцу. Если бы не подтянул ногу — оттяпало бы ступню».
— Закончились патроны, второй и третий осколки ударили в спину и в ногу. Папа оставил пулемёт, потому, что не в силах был его тащить, и пополз назад. Через некоторое время он обнаружил окоп, в который и залез. Два офицера, сидевших в окопе, попросили его постараться не насыпать землю в котелок с молоком, который был вкопан в дно окопа. В молоке плавала лягушка. Но как папа не старался, все-таки пара комьев попала в молоко.Офицеры сообщили, что сейчас немцы пойдут в контратаку, дали папе немецкую винтовку , и посоветовали скорее ползти в тыл.И папа пополз. Выбившись из сил, он заснул возле дороги. Сказались три бессонные ночи. Сколько спал — не известно. Проснулся, когда двое санитаров грузили его в кузов машины. Полк пошёл на запад, а папа поехал на восток.
Госпиталь
Бойцов, получивших лёгкое ранение, лечили в медсанбате, а с серьёзными ранениями на специальных санитарных поездах везли в стационары. Сначала грузовик привёз папу и других раненых в полевой госпиталь, расположенный прямо под открытым небом. На следующий день раненых перевезли на станцию Дергачи, и на поездах отправили на восток. Папин госпиталь оказался в Казахстане. Город Гурьев (ныне Атырау) расположен на берегах реки Урал неподалёку от Каспийского моря. Во время Войны в Гурьеве работало несколько госпиталей. Папа попал в тот, который размещался в здании управления рыбоконсервного комбината. Лечение длилось почти четыре месяца. Местные рыбаки вывозили невод к другому берегу реки, и там опускали его в воду. При помощи лебёдки рабочие тянули этот невод обратно на берег Невод возвращался полный рыбы. Освобожденный от рыбы невод вновь загружался на катер, и отправлялся к другому берегу. И так целый день — с раннего утра и до темноты.
«В жизни не видел столько рыбы», — вспоминает папа. Надо сказать, что папа сам опытный рыбак, и рыбы повидал очень много. На полагавшийся раненым табак в Гурьеве можно было выменять рыбные консервы. Мальчишки из числа эвакуированных воровали рыбу у рыбаков, улучат момент, выхватят из кучи, и бегут. Мальчишки хотят накормить своих мам, сестёр и братьев. Рабочие за ними гонятся, ругаются — у рабочих план. Раненые из госпиталя вступаются за мальчишек, отгоняют рабочих. У каждого своя правда.
Запасной полк.
После госпиталя папа был направлен в артиллерию. Обучение артиллерийским специальностям проходило в запасном полку на территории Тоцкого полигона в 180 километрах от Оренбурга. Тоцкий полигон создан в 1904 году как место для обучения армейских частей. В Первую Мировую здесь содержались пленные немцы, чехи и австрийцы, в Гражданскую — красноармейцы. Здесь же формировал дивизию Чапаев. Во время Великой Отечественной в Тоцких лагерях также обучались солдаты и формировались части, например кавалерийская дивизия Доватора, две дивизии Польской армии генерала Андерса.
55-й запасной артиллерийский полк имел различные пушки калибром от 37 до 122 миллиметров. Папе выпало обучаться стрельбе из 76-мм полковой пушки образца 1927 года. Период обучения занимал около трех месяцев, затем формировались маршевые батареи, которые отправлялись на фронт. Папа в маршевую батарею не попал, а был назначен на должность заместителя командира взвода.
Об этом периоде жизни я подробно расспрашивал папу. Вот расшифровка фрагмента нашей беседы:
— У той полковой пушки скорострельность какая была?
— Не помню сколько…У нее, видишь , поршневой затвор. Вручную все надо открывать. А вот ЗИС-3, у той клиновидный затвор, она как-бы не требует ручного участия, выстрелил — затвор сам падает вниз, а гильза выбрасывается автоматически, снова снаряд затолкнул, и затвор сам поднимается, только дергай. У полковой пушки такой затвор надо открывать вручную. Но в целом быстро, чему и учат в запасном полку. Расчет, по-моему, семь или восемь человек, забыл я уже.
— Что-то много?
— Ну, командир орудия — раз. Наводчик — два. Заряжающий — три. Который стоит у сошника — четыре. У ЗИС-3 две станины, а у полковой пушки одна станина, с таким… с лемехом. Чтобы отдачи .. чтобы не прыгала и не откатывалась. Я забыл уже — кто еще. Подносчик снарядов. Забыл. Эта пушка хорошая. Она новая была пушка. Несмотря на свой короткий ствол. Она, конечно, на короткие дистанции стреляла, но не так, как сорокопятка или тридцати семи миллиметровая. Те в основном были в боевых порядках пехоты, а эта пушка, она .. ее не так чтобы уж легко катить, она тяжелая пушка.
— И чем таскали ее, трактором или конями?
— А в запасном полку так ни чем не таскали, у нас никакой тяги не было. А на фронте так я не знаю — не видел чем ее таскали.
— Где жили в запасном полку?
— В землянках. Там Тоцкие лагеря все в землянках. Я не знаю когда их построили, но до войны построили. Я попал туда около нового года с сорок третьего на сорок четвертый год. Выписался я из госпиталя девятнадцатого декабря. Неделю был в батальоне выздоравливающих. Повезло мне. И сразу в запасной полк в Тоцкое. Не далеко от Оренбурга. Между Оренбургом и Самарой, где- то половина.
— И как землянки были устроены?
— А землянка была на две батареи. Пополам перегорожена плетеной из лозы стенкой. Две двери, по краям. У нас была вторая батарея — там, а мы третья батарея — здесь. Посредине нары на две стороны — справа и слева, но такие сплошные, головами друг к другу спишь. Нары тоже были плетеные из лозы и ивы толстой. Маты сплетены в два слоя. Я был помкомвзвода.У нас в углу было отгорожено на две койки, в в нашем взводе я спал и командир орудия Дебердеев, харьковчанин. Фотография у меня есть Татарин он, но обрусевший такой. Он блатной парень был. А с той стороны, то же самое, был старший сержант Петровский, тоже харьковчанин. Они не далеко в Харькове друг от друга жили, но не были знакомы. И оба были в окупации. И во время первого освобождения Харькова, оба убежали из города, чтобы вторично не попасть в окупацию.(Немцы же дважды брали Харьков). Потому что боялись , что угонят в Германию. А пойдешь, говорит на базар , вдруг там кричат : «облава», немцы окружают, и надо успеть как-то удрать. Оба они такие (шустрые) Петровский-еврей, но такая шпана был. А потом убило его на фронте. Ведь, понимаешь ли ! Сам выпросился . Его комбат никак не отпускал. Поругался с комбатом, специально. Ну тот его и отправил в маршевую батарею. А потом, — не один он поехал- прислали ребята письмо, что Петровского убило.
-А сколько людей в землянку вмещалось?
— Сейчас я тебе скажу. У нас в каждом взводе было человек по двадцать пять. Два взвода с нашей стороны. Это было батарея — два взвода. И стой стороны два взвода. В общем, человек сто в землянке` Окна над самой землей, вот такой высоты [показывает примерно сантиметров пятьдесят]. Окна широкие, но низкие. И над окнами сразу земляная крыша.
— И тепло было в землянке?
-Тепло. Там морозы были, правда, здоровые. В Оренбурге зимы морозные, но тепло было. И у нас во взводе печка круглая, и в том взводе печка круглая. И с той стороны в другой батарее столько же печек. Два входа: с той стороны и с этой стороны вход в землянку, несколько ступенек, на метр, наверно, спускаешься. Остальное над землей, еще с метр, или около того. Но, под самой крышей, там где конек, там выше, конечно. Крыша двускатная. Все выбелено известью. Столовой там не было. На кухню ходили с ведрами. В земляке посередине нары, вдоль нар проход, за проходом плетень вот такой [показывает рукой от земли значительно выше метра] а за плетнем длинный стол со скамейками человек на двадцать пять. Приносят с кухни ребята. Миски все в батарее. Тут поедим.
— И что ели?
— В запасном полку кормежка плохая была. Очень! Третья норма. Запасной полк. Шестьсот пятьдесят грамм хлеба. Хлеб тяжелый, как глина. Такое сырье было. Утром выдадут на весь день, утром сразу весь съешь. Кусок такой — не большой. Ну, обычно какие-нибудь щи на первое с капустой. А на второе какая- нибудь каша. Пшенная — чаще всего. А каши по ложке. Я уже, кажется, рассказывал, как однажды генерал приехал с округа. Во время обеда он к нам зашел со второй батареи. Мы сидели обедали. А был у нас такой младший сержант Соев, он был дежурный по батарее. Мы знали, что генерал ходит по второй батарее, двери открыты. И по нашей стороне зашел. Соев орет: «Батарея, смирно!» А он знал, генерал, что обедаем: «Вольно, вольно». И пошел вдоль нашего плетня. А Чижик такой был, фамилия Чижик, москвич, раскладывал деревянной ложкой кашу из ведра. [Смеется] Генерал спрашивает: «Ефрейтор, у вас что, поварешки нет?» «Так, товарищ генерал, тут и по ложке то не хватит!» [Смеется] Там в ведре было вот столько каши на двадцать пять человек [Показывает сантиметров —пятнадцать-двадцать] Чижик тот приспособился делить. Если кому не хватило: «Чижик, вот здесь больше!» и пальцем в чужую миску указывает. [Смеется] Такая была жизнь в запасном полку. Все время есть охота. [Смеется] А на ужин вот таких картошин штучки три дадут [показывает: размером с крупную монету], и селедку довоенного посола. Такая уж она ржавая! Эту селедку не знаю на сколько кусочков и разделят, её только пососать. Поэтому все рвались в наряд на кухню, чтобы хоть поесть досыта. Вот сейчас пшенной каши вроде и не охота, а там думаешь: какое же это лакомство!
— Сколько времени занимало обучение батареи?
— Три месяца ровно. В батарею поступали из госпиталей, призывники, и молодые и мобилизованные из запаса. Три месяца учишь. Три месяца хватает, чтобы выучиться. Там самый главный человек, это … Взаимозаменяемость, конечно, учили, чтобы любой номер мог заменить другого у пушки. Но самый главный — наводчик. Самый главный специалист, это наводчик.
— А стрельбы учебные бывали?
— Да, конечно. Я уже рассказывал, как мы с комбатом стреляли. Цель задали под деревом, а дерево на обратном склоне высоты было, понимаешь! Стреляешь, снаряд разорвется, его и не видно. Хоть и рядом упадет с деревом.
— Много ли снарядов отпускалось на учебную стрельбу?
— Нет. Много-то не давали. .
В конце первой декады апреля 1945 года личный состав полка поместили в железнодорожный эшелон. «Повезут Берлин брать», — рассуждали солдаты. Однако поезд отправился на восток. 1-й Дальневосточный фронт Путь на восток длился целый месяц. Поздно вечером 8 мая поезд прибыл на конечную станцию. Шел дождь. Встречающий старшина повёл прибывших в сторону границы. Дорога шла по склонам сопок. Шли долго, наступила ночь. Вдруг кто-то увидел впереди огонёк. «Скоро придём!» — радовались солдаты. Местный старшина улыбнулся: «К этому огоньку мы только утром доберёмся». Так и вышло. Утром узнали о победе над Германией, кричали ура.
10 мая папа был назначен вычислителем пятой батареи 548 корпусного артиллерийского полка 219 корпусной артиллерийской бригады. Полк был вооружен пушками калибра 152 мм. До августа рыли ложные и настоящие орудийные окопы. «Земля — гранит, — рассказывает папа, — ударишь киркой — искры летят».
9 августа началась война с Японией. Приказ перейти границу с Манчжурией выпал на тёмную и очень дождливую ночь. Командующий фронтом маршал К.А.Мерецков в своих мемуарах рассказывал: «Перед нашими войсками находились мощные железобетонные укрепления, насыщенные большим количеством огневых средств, а тут разверзлись хляби ‘ небесные… Наша артиллерия молчит. Замысел был такой: используя боевой опыт Берлинской операции, мы наметили атаковать противника глухой ночью при свете слепящих его прожекторов. Однако потоки воды испортили дело. Как быть? … Решать нужно немедленно, на основе тех объективных данных, которые уже известны. А они требовали: не медлить! Несколько секунд на размышления — и последовал сигнал. Советские воины бросились вперед без артподготовки».
Папа в эту ночь находился на командном пункте батареи. Пехота и танки прошли в сторону границы. Провода телефонной связи оказались разорваны танковыми гусеницами во многих местах, а пользование радиосвязью было запрещено. Вскоре все люди с командного пункта были отправлены искать и устранять обрывы провода, остались только командир батареи и папа. До самого утра они по очереди дежурили у телефона. С рассветом телефонная связь была восстановлена, однако, приказ открыть огонь так и не поступил. Наступление без артподготовки содействовало внезапности нападения на японские гарнизоны».
Полк наступал на станцию Пограничная. После перехода границы пушки пошли по дороге в обход, а взвод управления напрямик по тропинке через лес. На полпути нашлась поляна, присели перекурить, встали, только отошли на пятьдесят метров, как на поляну прилетел огромный снаряд (видимо японским артиллеристам команда поступила с опозданием). В этот день папе еще пришлось побегать от японских снарядов. С командиром батареи он оказался на гребне сопки, стояли и наблюдали, как внизу движется колонна войск и техники. Вдруг папа заметил снаряд. «Товарищ командир, снаряд летит!» Снаряд, видимо гаубичный, летел по навесной траектории, кувыркаясь в воздухе. Однако, достигнув верхней точки, стабилизировался и полетел взрывателем вниз. Сообразив, на какой склон сопки снаряд упадет, они кинулись бежать вниз по другому склону. После взрыва опять взобрались наверх. Прилетел другой снаряд, теперь уже на другой склон: опять побежали. Но вскоре японцы перенесли огонь на разворачивающуюся внизу артиллерийскую батарею, впрочем, без особого для нее урона, если не считать два колеса у двух пушек (взрывом перебило деревянные спицы). Вскоре японцев подавили «Катюши».
После захвата станции папу и отделение солдат оправили на местную пекарню для организации выпечки хлеба. Пекарня принадлежала японцу, но самого его не было — сбежал. В кабинете хозяина было оригинальное сиденье в виде зеленой лягушки. На стене висела карта мира. СССР на этой карте был обозначен коричневым цветом. Наши армейские пекари вместе с китайскими коллегами взялись печь хлеб. На обед китайцы приготовили себе похлебку из помидоров и красных перцев. Папу как старшего они пригласили разделить с ними трапезу. Он не отказался. Откушав довольно острой похлебки, он запил ее водой. Вот тут-то истинная острота блюда проявила себя во всю мощь: «Как будто не воды, будто свинца в рот плеснул».
Дальнейший ход боевых действий представлял собой движение военной колонны в южном направлении. Дорога шла по склонам сопок. Временами где-то вдали в голове колонны слышалась стрельба. Тогда колонна останавливалась, но вскоре возобновляла движение. Тяжелые артиллерийские орудия везли за собой тягачи «Катерпиллер» и «Ворошиловец». Ходили разговоры о японских диверсантах, которые нападают в темноте, поэтому на ночь от каждой машины выставлялось по два секрета — справа и слева от дороги. 14 августа распространились слухи о капитуляции Японии, но не подтвердились.
Движение колонны продолжилось. В Манчжурии все дети были одеты одинаково: мальчики в белую рубашку и черные штанишки, а девочки в белую рубашку и черную юбочку. «Когда проходим деревню, детишки усядутся на глинобитной стене и смотрят».
2 сентября война закончилась.
«Вольф Мессинг читал мои мысли»
Часть, в которой папа служил после окончания войны, стояла в посёлке Раздольное в двадцати километрах от Японского моря. В 1947 году в тех краях гастролировал легендарный артист Вольф Мессинг Полковое начальство пригласило его выступить перед личным составом в полковом клубе. Маленький зал едва вмещал всех желающих. В начале представления ассистентка артиста рассказала публике известную, историю о том, как благодаря своим сверхъестественным способностям Вольф Мессинг избежал гестапо и перебрался в СССР. Затем она предложила избрать объективное жюри из числа присутствующих, которое могло бы подтвердить, что Мессинг всё делает честно, не обманывает публику. Случилось так, что папа стал председателем этого жюри. Женщина закончила свою часть выступления, а на первый план выше сам Мессинг. Первым делом он предложил председателю жюри, то есть папе, придумать для него какое-нибудь задание, записать его на бумаге, а записку свернуть, и передать другим членам жюри. Папа так и сделал. В записке он предлагал Мессингу найти в зале сержанта Крупина, подойти к нему, и вытащить расческу из нагрудного кармана гимнастёрки. Когда записка была вручена другим членам жюри, Мессинг взял папу за руку, и потребовал: «Внушайте!». Руки артиста дрожали от напряжения. Чтецу чужих мыслей потребовалось совсем мало времени, чтобы найти в зале нужного сержанта, и вытащить расчёску. Теперь записка была развёрнута и прочитана. Зал от удивления ахнул. Настал черед зрителей писать записки, и отдавать их в жюри. Задания следовали одно за другим, артист легко справлялся. Но одно из заданий было действительно сложным. С завязанными глазами, держа зрителя за руку, Мессинг повёл его из зала. Жюри, естественно, отправилось следом. Гипнотизёр подёргал соседнюю дверь, которая вела в полковую библиотеку — закрыто. Нашли ключ, открыли. Мессинг с завязанными глазами, долго ходил вдоль полок, ощупывал корешки книг, наконец, взял книжку, вернулся в зал. Зрители нетерпеливо гудели. Жюри огласило текст задания: «Пойти в библиотеку, взять томик Ивана Франко». Мессинг продемонстрировал взятую в библиотеке книгу, это действительно был Иван Франко.
После службы Папа демобилизовался лишь в 1950 году.
Его послевоенная судьба связана с речным флотом- В одном из крупнейших предприятий Карелии — Беломорско-Онежском пароходстве папа возглавлял планово-экономический отдел. Папина работа на этой должности совпала с периодом наивысшего подъема пароходства.
Краткая биография .
НИКОЛАЕВ АЛЕКСЕЙ ИВАНОВИЧ (1925-2016), экономист Беломорско- Онежского пароходства. Родился в д. Погорелка Кирилловского уезда Череповецкой губ. (ныне – Кирилловский р-н Вологодской обл.) в крестьянской семье. В начале 1930-х с родителями переехал в д. Конёво Кирилловского р-на Череповецкого округа Ленинградской обл. Окончив в 1940 семь классов сельской школы, поступил на работу матросом- мотористом на пассажирский катер «Шиповка» Шекснинского речного пароходства; в 1941 назначен нормировщиком, с 1942 – счетовод судоремонтного пункта Конёвской пристани упомянутого пароходства. Участник Великой Отечественной войны; в январе 1943 призван в Красную Армию. Проходил обучение в пехотном училище в г. Череповец Вологодской обл., однако недоучившись, в июле направлен на фронт; в 1943 в должности пулеметчика участвовал в Полтавско-Кременчугской наступательной операции, где получил ранение, после чего лечился в госпитале в г. Гурьев Казахской ССР (ныне – г. Атырау, Казахстан). Затем служил помощником командира взвода в запасном артиллерийском полку под г. Оренбург; в 1945 передислоцирован на границу с Манчжурией и назначен вычислителем 5-й батареи 548-го корпусного артиллерийского полка. Демобилизовавшись лишь в 1950, с того же года трудился плановиком Конёвской пристани. В 1954 переехал на постоянное место жительства в Карелию, где был принят на должность старшего инженера планово-производственного отдела Петрозаводского судоремонтного завода Беломорско-Онежского пароходства. В период с 1961 по 1987 работал начальником планово-экономического отдела пароходства; с 1987 до выхода на пенсию в 1989 продолжал трудиться мастером Учебно- курсового комбината названного предприятия. Заслуженный экономист Карельской АССР. Награжден орденом Отечественной войны I степени, медалями, ведомственными знаками отличия.
Энциклопедия речного транспорта.
.