Алексей Белый. ПАМЯТЬ ХРАНИТ…

АЛЕКСЕЙ БЕЛЫЙ . ПАМЯТЬ ХРАНИТ…

Белорусский поэт и прозаик, член Союза писателей Беларуси, автор восьми книг стихов и прозы Алексей БЕЛЫЙ в 1969-1970 годах учился в Пиндушском ГПТУ-13 и проходил плавательскую практику на беломорском буксире “ЕРОФЕЙ ХАБАРОВ”.

На чаек вновь глядим из-под руки,
Кричим машине:”Эй, поддайте пару!”
Наш пароход идет на Соловки
Он носит имя “Ерофей Хабаров”.

Неровный за кормой пока что след –
Быть может потому, что тут просторно…
А нам с друзьями –по семнадцаць лет,
И морю все мы преданы и форме!

На каждом – и фланелевка и гюйс,
И хочется и девушек и славы.
Прокладывать мы научились курс,
И носим все ботинки-говнодавы.

А в шалманах среди серьезных тем –
Что вновь в Египет продают подлодки.
Там женщин тьма. Лет так на 27 .
Для нас, пока что юных, это тётки!

Не знаем мы ни грусти ни беды,
Комфортно всем на этом пароходе.
Коснется солнце чуточку воды,
А в два часа — опять на небосводе!

…Вновь на местах и кэп наш и стармех,
И волны нынче выше нашей рубки…
Шторм девять баллов — это не для всех,
Когда срывает с палуб даже шлюпки.

Качает судно, словно дирижабль,
И громовые слышатся раскаты…
Мы в порт пришли в тот день, когда зарплата,
А там –гидрографический корабль…
На нём такие классные девчата!

…Штурвал сожмет окрепшая рука,
Напутствия услышишь и советы,
И снова извлечешь из рундука
То, что хранилось там все это лето.

Ну вот и первый курс закончен наш.
Летит листва, как будто дней обрывки.
Пока, до новой встречи, экипаж,
Курсант домой собрался. На побывку!

…И вновь потянет далеко куда-то,
Захочется уйти на край земли.
И скажешь: “Убегу от вас, ребята!
Мне примелькались эти корабли!”

Проходят дни. Скрипят в порту морозы.
Под снегом спит застывшая земля.
Я не сбежал… И летом в тех же позах
Как прежде, за штурвалом корабля…

Домой, домой. Упасть лицом в траву,
Опять вдыхать ее медовый запах.
И видеть снова неба синеву,
Когда лежишь в лесу на хвойных лапах.

…На небе звёзды, словно светлячки,
Мигают мне своим холодным светом.
И иволга, как прежде, у реки
Напоминает, что уходит лето.

Алексей Белый.
В музее школы юнг на Соловках.
Мечта о море у меня и моих сверстников была с самого раннего детства. Казалось бы, никаких предпосылок для этого не было: родились и выросли мы в маленькой белорусской деревушке Михновичи, что на Брестчине, где и речки-то не было – только мелиоративные каналы. Но может это и побуждало к тому, чтобы отправится куда-нибудь далеко… А еще этому способствовали книги ! …В 1969-м году, когда мне было шестнадцать лет, я закончил в Ивацевичах (районный центр) десятилетку. И тут попало на глаза в одной из местных газет объявление об очередном наборе в Пиндушское ГПТУ-13, что в Медвежьегорском районе Карельской АССР. Конечно, это довольно далеко от Беларуси. Но зато без экзаменов на базе десятилетки там предлагают выучиться на штурмана на суда водоизмещением до 200 регистровых тонн! Обеспечивают питанием, выдают флотскую форму, предоставляют общежитие! Это были большие плюсы. Родители, услышав о моем намерении поехать «за свет», были категорически против. Но кто слушает родителей в 16 лет…И мы с земляком Геной Карповичем послали в училище необходимые документы и стали ждать вызовы. И в августе получили уведомления, что мы зачислены.Дорога на Север запомнилась. Псков, Ленинград, Петрозаводск… В Карелии после наших равнинных краев просто поразили сопки, скалы, огромное количество озер и рек. В Пиндушах встретили хорошо. Старшекурсники были еще в море, а «наш призыв», как это ни странно, оказался в большинстве своем из Беларуси. В нашей группе из 28 человек из БССР было целых 23. Как выяснилось, и начальник училища, Подгайский, носивший на рукавах нашивки капитана-директора, был родом из Витебской области….
Расскажу о первой плавательской практике.
Наступила весна 1970 года. Мне повезло – направили не на канальный флот, как некоторых моих однокурсников, а на теплоход класса река-море “Онежский-4” в Беломорск.На “Онежском” вдруг выяснилась, что я несовершеннолетний и не могу работать по совмещению профессий на должности рулевого-моториста. Вызвали в кадры. Зашел к начальнику отдела кадров и обиженно сказал: “Меня списывают с судна!”. “Не списывают а переводят”, – поправил тот. Он предложил мне место матроса первого класса на пароходе “Ерофей Хабаров”. По сути дела, это рулевой, который несет вахту у штурвала.
“Ерофей Хабаров” был морским буксиром, килевое судно, “морской конек” с экипажем в 22 человека и скоростью хода около 11 узлов. Экипаж мне понравился, самому старшему – второму механику – было 42 года, остальные, в том числе и капитан – моложе.
13 мая 1970 года. Первый выход в море! Нам было поручено провести караван судов из Беломорска в Кандалакшу. На море еще во многих местах было нетронутое ледяное поле, даже торосы. Когда “Ерофей Хабаров” врезАлся в лед (конструкция не предусматривала работу ледокола, который взбирается на лед и давит его), в каютах и кают-компании, что находилась в носу судна, стоял ужасный грохот. Еще сильнее гремело, когда льдины попадали под винт. Иногда приходилось ложиться в дрейф. И тогда была возможность с носа парохода ступить на лед и дойти по нему до ближайшего островка. Там видели лису.И все же наш караван затерло льдами. Интересно было наблюдать ночью, как теплоходы, разбросанные по морю, сияли в сумерках своими ходовыми огнями. Впрочем, это были уже и не ночи в том понимании этого времени суток, каковое принято в Беларуси. Это были северные белые ночи. На Севере они начинаются раньше, чем в Питере. По рации связались с ледоколом “Прончищев”, который вышел из Архангельска. Он пришел и легко сделал проход в торосах. За ним и “хабаровцы” шли героями, а за “Хабаровым” – весь караван…
Эта практика была интересной и поучительной. Каждое утро поднимали на кормовом флагштоке красный флаг. Вечером его спускали. Причем даже тогда, когда фактически ни вечера ни ночи не было. Ходили, в основном, по Белому морю: Кандалакша, Умба, Онега, Чупа, Ковда, Соловки… В скандинавской мифологии Белое море имеет название Гандвик (так называли его и поморы). Много узнали во время рейсов о жизни в рыбачьих поселках, про быт поморов….
На Соловках мы с дружком искупались в Святом озере. К назначенному времени на борт не явились семь человек. Капитан ждать не стал, отдали концы и вышли в море. Эти парни потом “ловили” свой спасатель более недели, ведь направление рейсов менялось. А я все эти дни стоял на вахте около штурвала по 12-16 часов в сутки. Это случалась и позже, осенью, когда начались штормы. Некоторые из рулевых не могли нести службу, их укачивало, и я работал и за них. Случалось, отдыхал просто в рубке, на полу, подстелив тулуп. Есть почти не хотелось, кают-компания находилась в носу корабля, там килевая болтанка ощущалась наиболее сильно, и сесть за стол, чтобы подкрепиться, мог не каждый. Иногда я брал сухари и соленую (сырую) треску, и это составляло мой рацион.
А штормы осенью были тяжелые: на палубу лучше не выходить, ходовую рубку накрывало волнами. Море словно кипело. Когда оно успокаивалось, мы брали лезвия и соскребали со стекол рубки соль. Хотя больше досаждала экипажу так называемая мертвая зыбь. Это когда шторм уже затихает, нет на волнах даже белых барашков, но качает так неспешно и нудно, что не вытерпеть. Очень рискованно было заходить в штормовую погоду в порт, когда волна бьет в корму: сложно придерживаться фарватера, держать судно “в створе”. В такие часы рулевому хватало матов от капитана. Однажды во время вахты в большой шторм на меня напала такая апатия (утомленность, что ли), что я не заметил, как “Ерофей Хабаров”, который я держал носом на волну, стал к ней бортом. Это едва не вылилась в катастрофу: в трюме оказался не принайтовленным (не закрепленным) огромный запасной якорь с острыми лапами, и его начало бросать от одного борта к другому. Бортовая болтанка всегда несет большой риск, а тут еще такое… Капитан резко сбросил ход и закричал: “Право на борт!” “Я уже положил”, – ответил я, но стать носом на волну получилось не сразу. Наконец судно все же встало на нужный курс, и мы продолжили штормовать дальше. Белое море – не океан, где бушуют тайфуны. Но и наш небольшой корабль – не супертанкер водоизмещением в сорок тысяч тонн. Поэтому когда “Хабарова” захватывал в открытом море шторм и не было где спрятаться, приходилось тяжко.
буксир “Ерофей Хабаров” в Беломорске.

И прокладывал курс и стоял у руля,
И в руке не дрожало весло,
И не видел, как крысы бегут с корабля,
Повезло.
Алексей БЕЛЫЙ.
( Публикуется в сокращении)