Записки из миссионерских путешествий по Архангельской Карелии

стр. 2

Почти вся поверхность Архангельской Карелии состоит из глубоких озер, тянущихся иногда на протяжении сотни верст, и топких болот; поэтому совершать путешествие с удобством по Карелии возможно только зимою в феврале и марте месяцах, когда эти озера и болота глубоко промерзают, и путь по ним делается гладким; в остальное время года пути сообщения во многих местах Карелии представляют такие неудобства и затруднения, что преодолеть их не всегда даже возможно за совершенным отсутствием в ней колесных дорог для езды по болотам и за недостатком перевозных средств чрез реки и озера. В виду этого, несмотря на то, что поставление мое на архипастырское служение делу созидания спасения карельской паствы произошло в августе 1910 года, посетить и увидеть мне ее пришлось в первый раз только в феврале 1911 года, когда открылся по Карелии санный путь. Путешествие в зимнее сурово-холодное время года по местам, совершенно открытым для действий сильных северных ветров, не может также считаться удобным и безопасным, если принять при этом в расчет дальность расстояния предстоявшего мне пути, который, считая от Веркольского св.прав. Артемия монастыря, постоянного моего местопребывания, до первого карельского прихода, измеряется приблизительно в тысячу верст. Впрочем меня не столько беспокоили трудность пути и дальность расстояния, сколько смущала и тревожила мысль о том, что я встречу на месте прибытия и в каком состоянии найду знакомую мне только несколько по печатным сообщениям карельскую паству. В сообщениях этих я прочел много утешительного и вместе много тревожного; утешительные известия касались отношений карелов к русским в отдельные от нас времена: в них говорилось, напр., что многие карелы ещё в 12 в. восприняли от новгородцев веру православную и св. крещение и окончательно все были озарены светом евангельского учения в 13 в. при Новгородском князе Ярославе Всеволодовиче; сообщалось также, что они, будучи новгородскими данниками,  всегда жили в союзе с русскими и совместно с ними неоднократно воевали с враждебными русскому народу шведами и финнами, и хотя последние были им соплеменниками, но карелы всегда чуждались их и не вступали никогда с ними в союз. Напротив, известия, рисующие отношения карелов к русским в последнее время, шедшие преимущественно из Финляндии от младофинской партии, имели совершенно иной характер: отношения эти там представлялись подневольными и тягостными для карел; поэтому младофинская печать приглашала финский  народ помочь карелам в их горькой судьбе, внести в среду соплеменников своих западную культуру и связать их с остальной Финляндией “прочными узами веры” чрез посольство им своих проповедников; последнее представлялось долгом необходимости, так как карелы, по уверению печати, “живут в полном неведении, лишенные совсем почти Евангельского света”.
Читая все это, я стал раздумывать: где правда? Может быть, рассуждал я, действительно, культура русская не привилась к карелам, и свет Христовой истины еще не воссиял в сердцах их, почему они продолжают пребывать до сих пор во тьме духовной. Последнее, по-видимому, подтверждалось также недавними сообщениями русской печати о том, что карелы, особенно молодежь, в большом количестве посещают Финляндию, где изучают финский язык и видимо тяготеют к Финляндии; некоторые остаются в ней надолго и даже на всю жизнь; писалось даже, что карелы охотно слушают лютеранских проповедников, тайно следуют их учению, и среди них есть весьма много последователей лютеранской секты ушковайзетов. Если все это правда,  думал я, то с каким стесненным сердцем придется мне совершать мою миссию среди карельского народа, незнакомого мне и чуждого по языку и понятиям, и как должен я опасаться зловредных соглядатаев инославных проповедников, живущих среди них, которые не преминут всякое слово мое исказить и добрые намерения мои представить в неблагоприятном свете.
Впрочем, раздумье мое было непродолжительным; рассудив, что миссия моя – дело особенного Промысла Божия, направляющего все во благо людей, я всецело предал себя и порученное мне дело благой воле Божией. Приближался уже конец января, и я, изготовив все потребное для дороги, запасшись также в большом количестве листочками религиозно-нравственного содержания, шейными крестиками и образами для раздачи на благословение народу при посещении приходов, выслушав затем напутственный молебен, совершенный соборне братией монастыря св. прав. Артемия, с бодрым духом отправляюсь в далекий путь, взяв в спутники (7) себе перводиакона монастыря и иподиакона, исполнявшего также обязанности моего келейного.
Быстро мчали нас почтовые лошади по плотно усланной снегом дороге, и только высокие горы, по местам встречающиеся в Пинежском уезде, служили для них немалою преградою, замедляя значительно путь; все же к вечеру следующего дня, проехавши 185-верстное расстояние, мы прибыли в уездный город Пинегу.

стр. 2