Выг нашептал мне о Сороке (посвящение реке)
Историческая справка
595 лет назад, в 1419 году, составлена купчая, в которой впервые упоминается река Сорока – один из рукавов реки Выг. Это «Купчая на два участка по рекам Сороке и Выгу, купленные посадником Афанасием Есифовичем у Ивана Федорова и у его братьев»: «Се купи посадник Офоносе Есифовичь у Ивана у Федорова и у его брата Василия и у Онкифа в Сороке реке на море и в Выгу два участка в земле и в въде, ловища и пошлине по Варишельскои земли по Волосове участке и по Скоморохове, межи Куролчи и Рувкулчи, куды пошло в тои земли и в въде. И да посадник Офоносе Ивану и его братьи на тых дву участках два рубля въвеке собе и своим детем. А на то послухи с обе половине: Игнатии Михайловичь, Грегорья Кузьмин, Максимо Кузмин, Онанья Волосов, Василии Курилов, Самуила Кузмин».
См.: [Купчая на два участка по рекам Сороке и Выгу, купленные посадником Афанасием Есифовичем у Ивана Федорова и у его братьев] // Материалы по истории Карелии XVII–XVI вв. / Под ред. В.Г. Геймана. – Петрозаводск : Государственное издательство Карело-Финской ССР, 1941. – С. 100.
Более пятисот лет назад в письменных источниках появилось первое упоминание о реке Сороке, в устье которой родился и живет Беломорск. Отголоски Сороки – в бурлящем Угольном пороге, досюльных песнях Поморского народного хора, сетях, развешанных на вешалах подле избушек на берегу моря, старых домах, переулках, памятниках, и, конечно же, людях, живших здесь и живущих поныне, тех, кто помнит Сороку своего детства.
– Я ведь в Сороке родилась, – с какой-то неподдельной нежностью сказала мне однажды старейшая жительница Беломорска Екатерина Антоновна Рынкевич. Она родилась в старинном поморском селе в 1920 году. – На берегу около «Каблучка», мастерской по ремонту обуви стояла хлебопекарня. От нее на остров была запань, ведь мостов-то не было. Мы по ней ходили в школу. А запань – это что? Несколько связанных бревен на реке, заграждение для собирания леса. Напротив почты через дорогу церковь была. Но до войны. В церкви батюшка служил. Он жил на улице Гражданской, так раньше называлась Набережная Дудина. У нас ведь в городе два порога – Дудинский и Угольный. За вокзалом была школа – два здания. Хорошие в ней учителя работали – Алексеевские Кира Андреевна и Лев Николаевич. В честь них названа улица Алексеевская в Беломорске. Кира Андреевна преподавала в начальных классах, а Лев Николаевич – в средних…
Много помнит Екатерина Антоновна, поскольку немало событий произошло на северной земле, которые, как и прежде, ласкает и лелеет Студеный Гандвиг. Древняя порожистая река Выг знает почти все о том, что было здесь когда-то, много лет назад. Выг помнит многое. Река, по берегам которой образовывались поселения, пожалуй, единственный очевидец давно минувших дней. Как жаль, что не в ее природе говорить, ведь, кто еще, как не Выг, нашептал бы нам о реке Сороке, свидетельнице раздумий скитавшихся здесь иноков.
А если представить хотя бы на миг, как Сорока слышала их молитвы и спешила поведать об этом бурлящему пенистому Выгу? Тот, слушая ее, вероятно, поражался: неужели она не знает, что ему, древней реке, все известно. И то, как пришли старцы на эту землю, молясь в неустанном служении Богу – единственно верному и истинному пути созидания, а не разрушения. И то, как желали уединения на поморской земле другие странники, которых он подмечал, с шумом бросая воду.
Имен он их не припомнит, ибо тех было преогромное множество. Кто-то шел пешком вдоль изрезанных берегов, кто-то пытался пробиться на лодке сквозь непроходимый водный поток. Но покоритель бурного порога, теряя контроль над собой, тщетно ударяя веслами по непослушной воде, оказывался в водном плену реки, которая, в конечном итоге, жадно вбирала в себя все естество человека, не слышавшего в неистовом шуме воды предупреждений могучего Выга об опасности. Сколько раз, должно быть, сожалел он об их нелепой гибели, но всякий раз у одной и той же гранитной скалы все повторялось заново.
Нет, конечно же, Сорока знала о вековой проницательности Выга, и о том, что он подмечает каждое движение по берегам реки. Просто ей хотелось в минуты одиночества послушать так полюбившиеся ей звуки звенящих струй воды, коими ее одаривал мудрый Выг, который, должно быть, от мудрости своей мучился необыкновенно, поскольку его часто посещали провидческие мысли. Более всего он беспокоился, когда видения эти начинали сбываться. Так произошло с его любимцем – порогом Золотец, который поражал воображение стремительно разлетающимися от всплеска золотистыми брызгами, святого, по сути, места на шумной реке, где, согласно житию, трудились на рыбной ловле четыре брата: Елисей, Даниил, Филарет и Савватий, и где в один из дней Даниил, по откровению ли Божию или по каким-либо внешним признакам, вдруг начал говорить Елисею: «Напрасно, брат, ты трудишься в исправлении этих сетей: не будешь ловить ими рыбу; к тебе приблизилась смерть, и ловля твоя окончилась». Выг помнит, как от этих слов ужас и страх объяли Елисея, как начал он скорбеть и тужить, но не потому, что боялся смерти, а оттого, что не был пострижен в великий ангельский образ. Старцы решились, во что бы то ни стало, вести Елисея в Суму, где при монастырском подворье находился иеромонах. Положив больного в судно, пустились они вниз по реке, весьма неудобной к плаванию. Как часто слышал мудрый Выг подобные речи, но все же позволил без вреда проплыть путникам реку и пристать им в реке Вирме…
Спустя столетия порог Золотец, один из живописных низвергающихся водных потоков, стал местом строительства гидроэлектростанции, соединившей плотиной островки: выше нее разлилось удивительно спокойное зеркальное водохранилище, а ниже – до неузнаваемости обнажилось изменившееся русло реки.
Выг помнит, как когда-то давно Сорока спешила ему сказать о горе и ужасе, пришедших на Поморский берег. «Люди строят укрепления!» – слышал он и понимал: покой доброжелательных поморов нарушили иноземные захватчики… Невыносимый запах гари стоял вокруг: селения выжигались дотла, душераздирающий крик женщин заставлял вздрогнуть молчаливые гранитные скалы, о которые неистово бился Выг, ибо даже река не может привыкнуть к несчастью.
После, спустя годы, Выг видел, как все больше и больше вдоль берегов реки пристраивались друг за другом дома, правда, позднее они ставились не в порядок, а вырастали как-то поперек устья, и «своеобразной рекой» становилась вытянутая в сплошную полосу улица села. Выг не понимал, в чем прелесть такой застройки, ведь человек все дальше и дальше отдалялся от воды – своего естественного места пребывания. Но люди не забывали и благодарили реку за чистую воду. Выг слышал не раз добрые слова из уст молодых девушек, что выходили на летние гуляния в темных тонов сарафанах. Еще – от промышленников, что в роканах, буксах и тягловых варегах шли вдоль берега морозными зимами.
Более всего благодарил помор море. Выг не раз был свидетелем и его сомнений, когда поморы говаривали: «Сегодня рыба в море, зверь на льду – завтра нет». На поморских судах, построенных без чертежей, зная наизусть подробнейшие лоции местного значения, уходили они на промысел не на один месяц. На лодьях, кочах, шняках, карбасах… Артелью, ватагой… С туесами топленого масла, с бочатами толченой брусники… На трудный промысел уходили, но стужа не пугала их, ибо они знали повадки сурового, но прекрасного Студеного Гандвига.
Изумляло реку то, что такие сильные и храбрые люди верили в хотя и безобидного, но безобразного водяного. Считали, будто он на Выгу вылезает вечерами ногами на берег из воды и чешет гребнем голову. Или верили в уродливого шишко, лешего то есть, называя его то окаянным, то чертом. Люди считали, что он якобы любит обмениваться лешевиками с человеческими детьми. Сорока не раз сказывала Выгу, что люди здешние говорят: за убийство змея-дьявола отпускается сорок грехов, а домовой может похитить ребенка и положить вместо него оменыша – урода, если дите долго не крестили. Выг поражался, как люди могли до такого додуматься, ведь он, так долго живущий, ничего подобного не подмечал. Еще он не понимал, зачем молодые девушки, собираясь на берегу реки, очерчивали ножом круг, затем втыкали в него острием вверх нож, а в середине клали икону изображением вниз, ставя на нее хлеб и соль…
Многое пришлось увидеть и услышать древнему Выгу. Не только река Сорока спешила поделиться с ним своими новостями, ведь, как известно, от него отделяется еще один рукав, именуемый Шижней, по которому в настоящее время проходит Беломорско-Балтийский канал. Сколько всего пришлось выслушать Выгу от Шижни, знает только он: как билась она в исступлении, как с ревом бросалась на камни, когда помешал человеку Шиженский Никольский храм, построенный еще в восемнадцатом столетии. Выг понимал, что пришел хозяин природы, которому он не в силах противостоять, но не нашел утешительных слов для Шижни, он лишь надеялся, что сохранятся бревна от разрушенной Троицкой церкви в Сороке. И что удивительно, сбереглись эти бревна: ими выстроили в селе библиотеку, а после, когда ее разобрали, из этих же бревен возвели в двадцать первом веке новый храм во имя преподобных Савватия, Зосимы и Германа – соловецких чудотворцев…
Светлана Кошкина
