СТАРИНА ЗАПАДНОГО ПОМОРЬЯ.

Николай Владимирович Вехов

СТАРИНА ЗАПАДНОГО ПОМОРЬЯ.

ИСТОРИЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ОТ КЕМИ ДО СУМСКОГО ПОСАДА

В летописи освоения русскими Севера особую страницу занимает огромная по площади территория, опоясывающая Белое море и известная как Поморье. Здесь каждый из её районов, — по-поморски берегов, имеет своё собственное название и историю. Центральной областью Поморья является его западная часть — Поморский берег, протянувшийся примерно от широты современного г. Кеми до г. Онеги. Именно в этой части Русского Севера в течение веков формировался поморский этнос, а сам регион являлся родиной поморов. Западное Поморье, как часть «Корелы», в течение столетий пока Московское (позже — Русское государство, а затем — Российская империя) государство вело войны с соседними Швецией и Норвегией за обладание пограничными северными территориями — Лапландским (Кольским) полуостровом, богатыми морскими и сухопутными промыслами, было на передовом крае обороны, выполняя «охранные» функции и входя в целостную систему защитных крепостей и острогов. Большую его часть занимал Кемский уезд, куда входили такие ранее значимые поселения, как Кемь, Шуя (современное — Шуерецкое), Сорока (современный город Беломорск), Сума или Сумский (Сумской) посад, и другие, бывшие центрами зарождения и распространения разных поморских занятий и ремёсел, крупнейшими очагами культуры в регионе.

Фрагмент карты “Уезды Архангельской губернии”, 1800

***

Эта область беломорского побережья была освоена человеком уже во второй четверти IХ тысячелетия до н.э. Именно эпохой раннего мезолита датируется древнейшая стоянка первобытного человека на территории современного Кемского района Республики Карелии (в долине р. Кемь, близ пос. Авнепорог), этническая принадлежность древних обитателей этих мест остается невыясненной; в средние века тут имели селища и викинги.

Западное Беломорье — одна из первых территорий будущей области Русского Севера, куда в IX-XI вв. начали активно проникать новгородцы. «Смелые дружины новгородских купцов и промышленников были знакомы с отдаленными северными краями Заволоцкой Чуди и Корелы (1). «Новгородские гости <…> плавали по Белому морю, добывая рыбу и морского зверя или скупая этот товар у прибрежных жителей» тогдашних коренных обитателей местного края. <…> Давние обитатели нынешнего Поморского, Корельского и Терского прибрежья — корелы. В житии соловецких чудотворцев и в новгородских грамотах XV в. они обозначаются именем корельских людей, корельских детей. <…> Новгородцы XV в. различали в этом финском поморском населении пять родов корельских детей, в соседстве с которыми далее к северу и в глубь страны обитала лопь (2). Эти «корельские дети» жили разбросано на всем протяжении Беломорского прибрежья от реки Варзуги до реки Сумы и далее к востоку и считались собственниками, вотчинниками занятых ими здесь земель; встречаем в грамотах XV в. указания на земли, «куда ходят корельские дети» или «куда владеют вотчинники корельския дети». Они считали даже себя ближайшими собственниками еще не занятых земель, каких в XV в. много было в Беломорском крае» (3).

Что же представлял из себя этот «Корельский край», в более поздних источниках именуемый Кемским уездом, а также Архангельской Карелией, регионом в составе сначала Олонецкой, а позже — Архангельской губернии? Наиболее полное описание Кемского уезда мы находим в известном энциклопедическом словаре Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. Кемский уезд занимает «юго-западную часть её и граничит с Финляндией (Улеоборгской губернией), Белым морем и Олонецкой губернией. Северная граница уезда, начинаясь на восточном берегу Кандалакшского залива, недалеко от вершины его, огибает её (Архангельскую Карелию. – Н. Вехов) и тянется по направлению к западу. Таким образом, Кемскому уезду принадлежит небольшая часть Кандалакшского берега (до Кандалакши), весь Корельский берег (от Кандалакши до г. Кеми) и значительная часть Поморского берега (к югу от г. Кеми), т. е. весь западный берег Белого моря. Все пространство уезда вместе с внутренними водами и морскими островами равно (по Стрельбицкому) 45479 кв. км, в том числе под морскими островами 225 кв. км, под озерами на материй 4890 кв. км, под островами на озерах 168 кв. км. Из островов, которые тянутся вдоль всего морского берега уезда и особенно многочисленны при выходе из Онежского залива (к западу от Соловецких островов), наиболее значительны (по направлению с юга на свере) Мягостров (32,8 кв. км), Сумостров (6,8 кв. км), Жужмуй (6,8 кв. км), Конев, Кузова и ряд островов по западному берегу Кандалакшского залива. Поверхность Кемского уезда весьма неровная, так как сюда продолжаются отроги Финляндских гор, между которыми лежат многочисленные озера. Наиболее значительной высоты горы достигают у вершины Кандалакшского залива. Морские берега в северной части крутые, скалистые; в южной, именно в Онежском заливе, — низкие, часто окаймленные отмелями и потому весьма неудобные для мореплавания. Преобладающая горная порода гранито-гнейс, кроме того, встречаются гранит, гнейс, слюдяные сланцы, диориты, диабазы, сиенит и др. Горы небогаты полезными минералами; руды встречаются во многих местах, но не имеют большого значения. По р. Выгу встречается золото, которое прежде добывалось в Воицком руднике близ деревни Надвоицкой; здесь же добывалась и медь. Медные руды встречаются и в некоторых других местах. Железных руд, особенной болотной, довольно много, но и эти руды не служат предметом сколько-нибудь значительного промысла. Из рек более значительные (с юга на север): Ухта, Нюхча, Сума, Выг с Ондой, Шуя, Кемь с системой озер Кунто, Калгалакша, Кереть; важнейшие из них Выг и Кемь. Наиболее значительные озера (с севера на юг): Ковдозеро (584 кв. км), Пявозеро (5 59,9), Тикшезеро, Лоукское, Топозеро (1065), Кереть (402), Онгозеро, Верхнее Кунто (291), Среднее (493) и Нижнее, Энетиерви, Сумозеро, Выгозеро (861), лишь отчасти принадлежащее Кемскму уезду, и Нюк. Вообще уезд орошен очень обильно, хотя количество атмосферных осадков не особенно велико; между горными возвышенностями много моховых (торфяных) болот. Большая часть уезда покрыта лесами (сосна, ель, береза, ольха, ива и др.)» (4).

Населённый очень малочисленными племенами инородцев, а затем и осевшими здесь русскими, край оказался буквально заполненным всевозможными природными богатствами — рыбой, пушным и морским зверем, птицей, всем тем, что давало вплоть до начала XX столетия жизнь и занятия жителям Поморья. Усилиями монахов, купцов и военных дружин постепенно новгородцы обосновывались на этой территории и расширяли свои владения. Когда «его финское разбросанное население начинало более и более перемешиваться с пришлым русским населением, легко уступая ему место среди своих редких жилищ, на обширных пустошах, остававшихся еще не занятыми, <…> преимущественно в низовьях многочисленных порожистых рек, пересекающих западный берег Белого моря, возникали один за другим поселки новгородских промышленников, привлеченных сюда прибыльными речными и морскими промыслами. Главными приобретателями земель в Поморье видим именитых новгородских людей. Встречаем указание на четыре сельца на Бобровой горе, принадлежавшие новгородскому архиепископу. Занимают и покупают земли, прежде занятые другими, посадники, бояре и другие богатые люди Новгорода. Около половины XV в. многие имели там отчины, у некоторых были уже отчины и дедины» (5).

После двух-трёх столетий русского присутствия в «Корельском крае» в 1440-ых годах эта часть Поморья стала вотчиной, волостью, знаменитой новгородской посадницы Марфы Борецкой (по прозвищу Марфа Посадница). Она относилась к «числу самых значительных землевладельцев Поморья; в последние годы новгородской вольности Марфе Посаднице только по рекам Суме и Выгу принадлежало 19 деревень, которые в писцовых книгах 1496 г. обозначаются ещё именем Марфинских Исаковых. Все эти богатые новгородские люди высылали в Поморье, на занимаемые ими земли, своих рабов или вольных поселенцев-рабочих, бобылей, казаков, это были первые, по крайней мере наиболее значительные по количеству, новгородские колонисты Беломорского края» (6).

Устройство Поморского края при новгородском владычестве в XV в. было следующим. Оно имело «на себе одну любопытную характерную черту, живо объясняющую порядок и способ заселения новгородцами края. Большая часть новгородских вотчин в Поморье, даже у мелких собственников, не представляла сколько-нибудь округленных земельных владений, сосредоточенных в одной местности, а состояла из многих раздробленных, мелких участков, рассеянных по прибрежным островам, по морскому берегу и по рекам морским, часто на огромном расстоянии друг от друга. У одного владельца, например, вотчина состояла из участков у «Золотца» (порога на реке Выгу) и в Шуе-реке, и в Кеми-реке, и в Кореле между пятью родов и по всем рекам морским», другие владельцы, три брата, купили два участка, которые были рассеяны на Поморье по морским рекам и по лешим озерам, по Кеми, между корелою, куда все пять родов владеют; а между тем за эти участки, так неопределенно обозначаемые, покупщики заплатили 8 сороков белки да рубль серебра — цена не очень крупного владения сравнительно с ценами других владений, встречаемыми в тех же грамотах.

Ещё более разбросаны были крупные владения: встречаем отчину и дедину, купленную новгородским посадником за полчетверта рубля, которая состояла из участков «на море, на Выгу, и в Шуе-реке, и в Кеми-реке, и на Киль-острове, и по морскому берегу, и по обеим сторонам Понгамы-реки, и по лешим озерам», т. е. тянулась отдельными участками на длинном пространстве нынешнего Поморского берега и далеко уходила в Корельский берег. Новгородский промышленник занимал сам или своими рабами и вольными крестьянами участок у моря на прибрежном острове, на приморской реке или озере и строил здесь двор; при дальнейшем движении он переходил на другое прибрежное место, на другую приморскую реку, занимал там другой такой же участок, не обращая никакого внимания на промежуточные пространства вдали от моря, между впадающими в него реками, ибо они не представляли ему прибыльных промыслов и угодий. Границы занимаемых таким образом земель не везде обозначались, ибо не везде встречались с границами земель других владельцев. Такой порядок занятий земель, такая разбросанность поселений условливались главным образом свойствами Поморского края. Глухое, суровое Поморье манило к себе русского поселенца преимущественно своими обильными рыбою «лешими» озерами и «морскими» реками, своим морем, доставлявшим промышленнику соль и опасного, но прибыльного морского зверя» (7).

В период принадлежности «Корелы» новгородцам русские владения на западе граничили со шведскими в Каяни (8), а карельские племена были союзниками новгородских бояр в борьбе со шведской экспансией на Севере. В благодарность русские оставили своим союзникам — «корельским детям», обширный выход к промысловым богатствам Белого моря, почти не приобретая вотчин на побережье Западного Поморья, ограничиваясь только северной приморской Керетью и материковым Выгом. До установления власти Москвы эта область Поморья подчинялась двинскому наместнику Новгородского архиепископа. Северная территория «Корелы», куда относились и одни из первых русских селений Кемь и Шуя, известна в отечественной истории как Водская Пятина. После 1478 года все владения бояр были конфискованы и вошли в состав «вотчины великого князя», иными словами — Московского государства. Но всё время, пока над «Корелой» окончательно не установилась власть Московского государства, между прежними её владельцами – «Новгородской республикой», и «великим князем» складывались непростые отношения. Одни и те же территории — селения вместе с вотчинами, в течение десятилетий переходили из подчинения Москвы к Великому Новгороду и наоборот. Основная причина борьбы Казны (Москвы) и новгородцев — притязания «великого князя» на владение добычей речного жемчуга, которым были богаты реки «Корелы» и Поморья, ведь даньщики взимали с «корельских детей» каждое «десятое зерно», каждую десятую добытую жемчужину.

Край этот жил в основном промыслами, отчего «чрезвычайно редко упоминается в описях поморских земель «страдомая» или «орамая земля»; скудное земледелие по Поморскому берегу, ограничивающееся сеянием почти одного только ячменя, и ныне идет немного севернее Кеми; дальше не родится уже никакой хлеб. За исключением этих редких указаний на страдомые земли, во всех описях повторяются одни и те же угодья и промыслы: земли (нестрадомые) и воды, рыбные ловища и тони по морскому берегу, по лешим озерам или морским рекам, лес полеший или в противоположность ему страдомый, наконец, пожни, в некоторых присоединяются ко всему этому еще сала морские. На этих-то прибрежных, речных и морских землях с развитием новгородской колонизации в Беломорском крае возникали промышленные поселки, или страдомые деревни, заселявшиеся боярскими рабами или вольными насельниками. Около половины XV в. эти поселки еще сохраняли на себе свежие следы своего недавнего появления в пустынном крае: разбросанные редкими точками на далеких друг от друга пунктах, они были бедны и поселенцами и хозяйственными постройками. <…> В деревне Марфы Посадницы, на реке Суме, жили только два бобыля. У другого владельца на уступленных им монастырю землях по рекам Выгу, Шуе, Кеми и другим находился всего один двор с хоромами. У одного вотчинника в Великокурье, при море, был в вотчине городец под горою и ворище. Среди этих разбросанных поселков к половине XV в. начали уже появляться местные центры, которыми служили «молитвенные храмы», или часовни, возникавшие у моря, на реках, в местностях, наиболее заселенных русскими колонистами. Так, была часовня на реке Выгу при впадении в нее реки Сороки, при ней Савватий нашел одиноко жившего старца Германа, который, может быть, и поставил ее. Среди сумских деревень Марфы Посадницы, у речной пристани, куда заходили с моря суда промышленников, также была часовня, у которой жили два поселенца из ближней деревни. К этим часовням изредка заходили странствующие иноки — священники «посещения ради ту православных христиан», по выражению жития соловецких чудотворцев, и тогда из окрестных деревень приходили сюда русские поселенцы по своим духовным требам. Сюда же заходили и новгородские гости, плававшие по Белому морю, останавливались подле часовни в шатрах и, поклонившись в часовне святым образам, оставляли здесь какие-нибудь вклады» (9).

Осваивались земли и по реке Сороке. В « <…> 1496 г. у церкви, при устье Сороки, была деревня, в которой жило только двое жильцов, а в начале XVI в. церковь опустела и стояла без «пения, попа и прихода 40 лет, и дозирати было ее некому», как говорит грамота, до самого 1551 г. В это время царь пожаловал опустевшую церковь монастырю с условием «ту церковь строить, попа держать и ругу ему давать». Но вместе с этим надобно было восстановить и церковный приход, и на подмогу монастырю в этом деле ему пожалованы были тоня на реке Сороке, близ церкви, приносившая казне рубль новгородский ежегодного дохода, и самая деревня Сорока с луком земли, причем казна удерживала за собой право взимать и с тони, и с опустевшей деревни оброк и обежную дань, освобождая только от волостелина и тиунского суда «тех людей и крестьян, которые в той деревне учнут жити»» (10).

В 1450 году Марфа Посадница подарила свои огромные владения в Кемском уезде, а это ни много, ни мало, почти половина его территории, возникшему в 1429-1430 годах Соловецкому монастырю. Святая обитель к этому времени уже стала активным стяжателем северных земель, что, в свою очередь, значительно увеличило количество прибывающих русских поселенцев. Но пока власть над всем Западным Поморьем не была передана Соловецкому монастырю, здесь только ещё оформлялись Кемский и Шуерецкий погосты. В 1478 году, после падения самостоятельности Великого Новгорода, власть над Поморьем перешла к Москве. Постепенно Московское государство упорядочило и закрепило своё присутствие в Западном Поморье; в XVI в. правительственным указом была основана Кемская волость. Жители Кемского Поморья промышляли добычей тюленей и прочих животных, ловили рыбу и активно торговали с другими районами, добывали речной жемчуг. В XVI-XVIII вв. Кемское Поморье, фактическим владельцем которого был Соловецкий монастырь, – основной добытчик и поставщик соли в Московском государстве.

Дальнейшие примерно сто лет со времени утверждения власти Москвы в Поморье были самым мирным периодом в ранней истории «Корельского края». Великий князь всячески поддерживал укрепление влияния Соловецкого монастыря, превращавшегося в крупнейшего владельца земель и угодий на Русском Севере. «В 1539 году пожаловано было монастырю 13 луков по рекам Шижне и Выге и на Сухом наволок (у Сороцкой губы) с деревнями, в которых жило 4 или 5 поселенцев, со всеми угодьями, с рыбными ловлями и солеваренными (цренными) оброками. С приобретением Шижни у монастыря явилась третья пристань на Поморском берегу, сверх приобретенных прежде на Суме и Вирме» (11). В 1551 году «царь пожаловал опустевшую церковь (12)  с условием «ту церковь строить, попа держать и ругу ему давать». При этом же ему пожертвована была тоня на реке Сороке, близ церкви  и самая деревня Сорока» (13). «Все эти Сумские деревни (24 деревни по реке Суме. – Н. Вехов), старые и новые, с двумя Марфинскими деревнями по реке Выгу, всего 78 ½ луков царь пожаловал в 1555 году Соловецкому монастырю, присоединив к ним ещё 33 варницы в Сумской волости, по рекам Суме и Колежме, по приморским наволокам и прибрежным островам. Но пожалование было сделано не даром: казна нашла выгодным уступить эти деревни, приносившие ей около 19 руб. ежегодного дохода и этим вознаградить монастырь за отнятие данного прежде права безпошлинно продавать 10 000 пудов соли» (14).  Естественно, это были не все приобретения Соловецкого монастыря, активно скупавшего и другие участки «Корелы». За полтора столетия со времени основания святой обители она стала главным собственником земель в Западном Поморье, могущественным противником для соседних скандинавских правителей. Так что, с середины XVI в. фактическим владельцем Кемского уезда, да и всего Западного Поморья, был Соловецкий монастырь, и «вотчины его уже тянулись на обширном пространстве по прибрежным рекам от Сумы до Кеми»(15).. Поэтому со второй трети XVI в. начались систематические вторжения в Поморье иноземцев.

***

Первая реальная угроза всему Поморью возникла в 1571 году, когда «в голомяни» против Соловецких островов появились военные корабли из состава соединенного флота Швеции, Гамбурга и Голландии. Они хотели ограбить Соловецкую обитель, которая была уже известна врагам своими богатствами. Хотя тогда монастырю не был нанесён никакой ущерб (враги произвели только рекогносцировку), переполох среди братии был велик: святая обитель оказалась совершенно беззащитной, не имела ни стен, ни оружия, ни боеприпасов.

В 1579 году Иван Грозный пожаловал для обороны монастырю «четыре пищали затинных» и свыше 10 пудов пороха. В последней четверти XVI в. частые набеги на русские владения в Поморье, особенно зимами, делали шведы. «В 1579 и 1580 гг. финляндцы («каянские немцы») сделали опустошительный набег на Кемь; соловецкий воевода Озеров и многие стрельцы были убиты, но воевода Аничков разбил и прогнал каянцев. Затем в 1590 г. на Кемь напали шведы и разбили всю Кемскую волость» (16). В боях с неприятелем сложил свою голову и один из первых соловецких воевод Михаил Озеров, а беззащитная волость подверглась «великому опустошению». Озаботившись защитой своих владений, по настоянию Соловецкого монастыря, русские власти отстроили на западе Кемского уезда, у пограничной со скандинавами линии, оборонительный пункт — Ринозерский острог. В декабре 1580 года, хотя острог ещё не был окончательно обустроен, воевода Киприян Оничков с малочисленной дружиной стрельцов, пушкарей, охочих казаков и «тутошних людей» выдержал осаду трехтысячного отряда «свейских людей» (шведов), продолжавшуюся без перерыва трое суток. На приступе враг был отбит, деморализован и с великим уроном прогнан от острога, а во время вылазок «сидельцев» окончательно разгромлен: убиты были два вражеских военачальника и множество рядовых воинов, захвачены пленные, трофеи. К. Оничков был дважды ранен. Первая «знатная победа» на Севере была отмечена правительством. Воевода Оничков заслужил от Ивана Грозного похвальную грамоту.

В июле 1581 года К. Оничков получил царскую грамоту уже иного содержания; в ней ему предписывалось, помимо монастыря, заботливо оберегать всё западно-беломорское побережье, а в  летнее время охранять Соловецкий монастырь «от корабельного приходу немецких людей», а на зиму выезжать с войсками на берег для защиты хозяйских владений. Вражеских шпионов и лазутчиков, находившихся в русском плену, велено было «казнить смертью». Аналогичная инструкция была дана боярскому сыну Ивану Окучину, который в 1582 году принял в свое ведение крепостные сооружения и сменил К. Оничкова.

Постоянная угроза Поморью со стороны западных соседей вынудила правительство предпринять более решительные шаги к укреплению северной границы. В 1582–1583 годах монастырь за счет своего бюджета построил деревянный острог в поморском селе Сума и обнёс его земляным валом. «В Выгозерском же погосте Соловецкого монастыря в волости в Суме на погосте поставлен острог косой через замет в борозды. А в остроге стоит шесть башен рубленых, под четырьмя башнями подклеты теплые, а под пятою башней поварня. А в остроге храм Николы чудотворца, да двор монастырский, а на дворе пять житниц, да за воротами две житницы, да у башенных ворот изба с клетью и с сеньми, а живут в ней острожные сторожа. Да в том же остроге поставлено для осадного времени крестьянских теплых шесть подклетов, а на верху клетки да девятнадцать житниц. А ставил острог игумен своими одними крестьянами для осадного времени немецких людей приходу» (17). Сумский (Сумской) четырехугольный острог стоял над рекою, рублен был в две стены, между которыми насыпали камни, его башни имели высоту от 4 до 5 сажень. Сюда из Новохолмогорского городка, как до 1613 года назывался Архангельск, по царскому распоряжению доставили пушки, ядра, ручницы, свинец, порох. Береговая крепость не раз сдерживала неприятелей и служила убежищем для поморских жителей, которые в дни вражеских нашествий отсиживались «в тёплых подклетах» острога.

Соловецкий монастырь. Фото С.М. Прокудина-Горского, 1916 г.

Поняв, что Соловецкий монастырь является на Севере защитником русских интересов, в 1585 году ему была пожалована в вечное владение вторая половина Кемской волости (уезда) со всеми деревнями, лугами, угодьями, соляными варницами и прочими службами. Грамотой от 2 июня 1590 года вся Сумская волость и половина Кемской волости освобождались на следующий год от уплаты налогов в казну. Сэкономленные деньги монастырь должен был употребить на переоборудование жилых и пустых дворов Сумского острога в своеобразные казармы, в которых можно было бы разместить до 70 человек стрельцов, пушкарей, затинщиков. Государство до поры до времени поощряло военную деятельность Соловецкого монастыря, охотно пользовалось силами и средствами монахов при решении оборонительных задач. В качестве компенсации за расходы на острожное «государево дело», которое тяжким бременем ложилось на казну иноков, цари щедро дарили своему вассалу земли при условии, что монастырь организует военную защиту пожалованных мест, передавали часть государственных прерогатив и ставили его в исключительное положение. К мерам благодарственного характера относятся, например, освобождение монастырских угодий от уплаты посошного хлеба и других земских податей, налогового бремени монастырского двора в Новгороде, отмены ямских и других сборов с соловецкой вотчины в Сумском остроге, которые 11 августа 1584 года инициировал царь Федор Иоаннович.

В 1591 году монастырю предложили подыскать место для постройки уже настоящей крепости в Кеми. Оно было найдено на мысу, на реке Кеми. Строительство здесь, на Лепе-острове, началось после полученного монастырем после «немецкого разорения» льготного пятилетия (с 1593 по 1598 гг.) и к концу его оно был закончено. В эти же годы был возведён и Кемский городок. Кемский оборонительный рубеж острог и «Кемский городок в устье Кеми реки, на острове, расстоянием от моря в пяти верстах, деревянный. Рублен в тарасы (18) в две стены. Местами между стен насыпано каменье. В округу новый городок с башнями 212 сажень (около полукилометра. — Н. Вехов). В вышину стена 3 сажени и крыта тесом на два оката. У того городка 6 башен в вышину 4,5 сажени (каждая); крыты по шатровому» (19).

Во многом судьбу Кеми разделила и Сума. «В предупреждение этого зла (нашествий шведов. — Н. Вехов) Соловецкий монастырь вынужденным нашёлся и здесь, как и в Кеми, построить острог (после чего Сума стала называться Сумским острогом). В 1590 году в Суму, для предотвращения нападений шведов, опустошивших все почти селения Карельского берега, прибыл воевода Ст. Бор. Колтовской, который, разоривши, в свою очередь, три селения шведских, целый год простоял потом здесь и открытого нападения не дождался» (20). Кроме Сумской и Кемской крепостей — основных опорных точек обороны на карельском берегу Белого моря, — монастырём были укреплены другие крупные русские сёла — Кереть (Керецкое) и Сорока (Сороцкое). В Сороке, например, огородили двор «спереди стоячим тыном, а позади в забор». Керетские и Сороцкие сооружения уступали по своей мощности Сумскому и Кемскому детинцам, но это были самые настоящие средневековые укрепления. В береговых владениях — Сумском остроге и в Кемском городке — монастырь содержал гарнизоны стрельцов, пушкарей, затинщиков, поставлял им из своей оружейной казны наряд, зелье, свинец и всякое воинское снаряжение. На побережье, по реке Кеми и в других местах были сделаны заставы и сторожевые посты. Монастырские укрепления, в которых разместились монастырские ратные люди, прикрыли Поморье со стороны Скандинавии. Кемский острог контролировал окончание важных водных путей, шедших от шведского рубежа к Белому морю.

Башня Кемского острога. Реконструкция.

Из книги Ополовников А.В. “Сокровища русского севера”

Шведское правительство не могло смириться с появлением в сопредельных владениях соседнего государства мощного очага сопротивления своим замыслам разорения и порабощения уже осваиваемого русскими Севера. Конечная цель Швеции сводилась к аннексии Беломорья и Кольского полуострова с его незамерзающим океанским побережьем, дабы отрезать Московское государство (Россию) от северных морей. Шведы даже разработали целую программу уничтожения русских поселений в «Кореле», которая должна была реализовываться в ходе серии походов в Поморье. 18 июля 1590 года шведский король Иоанн III инструктировал начальника одного из таких походов Петра Багге, предлагая жечь и опустошать русскую землю, а население, скот и добычу доставлять в Кексгольмский уезд Шведского королевства. В сентябре 1591 году шведы во главе с Петерсоном, сыном Петра Багге, вышли из укрепленного лагеря в Улео, и уже через неделю неприятельские отряды пересекли русскую границу и стали выполнять варварскую директиву короля: жечь, рубить и грабить. Но врагу не удалось сжечь Сумский посад, и острог был удержан мужественными защитниками. Под стенами Сумского острога захватчики были разбиты, хотя Петерсон пытался выдать поражение за победу.

Новое нападение на русские земли в Поморье последовало в 1592 году. Финляндцы, под начальством шведских королевских воевод Мавруса Лаврина и Гавнуса Иверстина, «опустошили все Поморье, истребили хлебные магазины, соляные варницы, весь скот, опустошили рыбные тони, многих крестьян взяли в плен, ограбили и сожгли церкви, сожгли вместе с церквами и селения, ближние к Суме, наконец, подступили и к самому острогу. Сумские стрельцы, при помощи крестьян успели упорно удержаться в засаде и даже сделали вылазку. Произошёл жестокий бой по словам соловецкого летописца, немцы были обращены в бегство, воевода их был убит и много было взято в плен» (21).

Не унимались шведы и в начале XVII в. Январская 1611 года директива предводителям нового похода на русские владения в Поморье Андерсу Стюарту и Кнуту Хоканссону предусматривала захват русской «Корелы» и «расширения границ Швеции» за счет Московского государства. В конце марта 1611 года началась самая крупная операция неприятеля на Севере – поход шведов на Суму и Соловки, в нём участвовало около 1500 человек. По пути к беломорскому побережью шведские войска разорили одиннадцать разбросанных во внутренней «Кореле» селений (Лендера, Ловуш-остров, Тюжня, Чолка, Ребола, Котвас-озеро, Ровкула, Вонгоры, Кимас-озеро, Юшко-озеро, Сопасалма). Когда же враг, двигался вдоль реки Кемь, а до морского берега оставалось менее 150 километров, его продвижение вдруг остановилось, и началось отступление. Для нападавших в «Кореле» создалась невыносимая обстановка. Сопротивление захватчикам оказали «громленные мужики» (крестьяне разгромленных деревень), объединившиеся в партизанские отряды и бившие врага на всех путях его движения. Большой крестьянский отряд действовал в районе Сумского острога. Леса кишели «шишами» (22). Партизаны контролировали все лесные дороги и просеки: истребляли фуражиров, перехватывали гонцов с военной корреспонденцией, из которой узнавали о замыслах противника. Солдаты экспедиционного корпуса не могли купить ни фунта хлеба, ни пуда сена, и Стюарт понял, что при таком отношении народа он не сможет довести войска до намеченного района. Перед угрозой голодной смерти шведское командование вынуждено было повернуть назад от деревни Чупы, находившейся в бассейне реки Кеми. Так захватнический поход шведских войск на Суму и Соловки был сорван патриотическими действиями крестьян. Планам шведов не суждено было осуществиться.

Так что, «в 1611 году Сума видела в стенах своих московские войска, явившиеся для отпора нападений тех же шведов, но этот раз был уже последний. Шведы с той поры успокоились». Но врагов на севере у Московского государства хватало. «В 1613, 14 и 15 годах Поморье опустошали черкасы и русские изменники под именем литовских людей. После неудачного нападения на Холмогоры подступили они и к Сумскому острогу. Однако острог снова выдержал и эту осаду и притом с малым числом ратных людей, почти единственно при одной помощи своих обывателей. В 1691 году острог снова укреплялся против шведов, но напрасно» (23).

В первой половине XVII века Соловецкий монастырь заново стал укреплять свои оборонительные пункты. По особому «приговору монастырских старцев» от 25 июня 1657 года в возводимую на Лепе-острове в Кеми крепость направили из соловецкого арсенала четыре пушки — две дробовые и две скорострельные, двадцать пищалей, три пуда пороха, свинец. И когда в следующем году шведы напали на Поморье, новая крепость показала свои боевые качества. Архангельские стрельцы сотника Тимофея Беседного, специально присланные для охраны морского побережья, рассеяли и прогнали захватчиков за границу, а сами вернулись в Кемский и Сумский городки, где простояли в ожидании нового нападения целый год. Неприятель большее не появлялся.

Русские оборонительные рубежи укреплялись постоянно. Так, в 1680 году столь же оперативно отреагировал монастырь на указание правительства начать строительство в Суме новой деревянной крепости вместо старого земляного острога, который от долговременности, многих осад и приступов пришёл, как отмечалось, «в совершенную ветхость». «Сумский острог четвероугольный <…> расстоянием от моря в трех верстах, деревянный, рубленный в тарасы в две стены, местами между стен насыпано каменьем. В округу оный городок с башнями 337 трехаршинных сажень. <…> У того городка 6 башен деревянных же». Вот наименование этих башен – 1. «Воротная»; 2. «По той же стене другая угловая «Белая»»; 3. «Моховая»; 4. «Низовская» угловая; 5. «По той восточной стороне подле реки башня «Рыбная»»; 6. «На той же стене подле реки «Мостовая» угловая. <…> От оной «Мостовой» до упомянутой «Воротней» башни в летнюю сторону стена длиною 20 сажень рублена в два бревна на 8 тарасах треугольных. На них переходы полторы сажени. Стена от земли в вышину до кровли 3 сажени» (24).

По отводной книге соборного старца Ионы можно судить о вооружении Сумского городка в эти годы. Там были «4 пищали железные десятипядные, 4 пищали железные тулянки, 2 пушки дробовые, 2 пищали медные полуторные, 2 пищали медные скорострельные, а у них по две вкладки железные, 3 пищали железные скорострельные с клиньем и со вкладнями, 3 пищали железные хвостуши. Да в оружейной казне 7 пищалей затинных, 3180 ядер, пулек мушкетных свинцовых и дробу сеченого 7 пудов, да железного дробу 4000, весом 5 1/2 пудов. Мелкого ружья 8 самопалов с замками. У стрельцов: 100 пищалей с замками, 84 мушкета без замков, 100 копей, 6 рогатин, 10 саадаков с колчаны и с налучи, а к ним 6 луков, 8 самострелов, а к ним 25 стрел; к затинным пищалям 62 порошницы да малых 18. Да в пороховой казне: пороху ручного и пушечного 60 пудов, свинцу 20 пудов, денег 538 рублей» (25).

Так усилиями Соловецкого монастыря в середине XVII в. Сума превратилась в полувоенный городок. Только в Стрелецкой слободе Сумского посада в 1661 году насчитывалось 64 стрелецких двора с населением 99 человек, что составляло одну пятую часть жителей Сумского острога и посада. После подобных усовершенствований Кемское и Сумское укрепления представляли уже надёжные береговые крепости, фактически «города», а не «остроги», как это было широко распространено у русских по завоевании новых территорий, например, в Запечорье и Сибири. Башни и стены поморских крепостей были слишком грозными, чтобы именовать их «острогами». Под термином «острог» обычно понимали укрепление, число башен которого ограничивалось четырьмя, а стены делались тыновыми.

***

До середины XIX в., периода в истории этой области Русского Севера, когда здесь стали часто бывать путешественники, в Кемском уезде, как части «Корелы», произошло немало событий.

Среди наиболее важных отметим урон, нанесённый всему Западному Поморью, так называемой «синявиншиной», «админстративную миграцию» Кемского уезда из Олонецкой губернии в Архангельскую, губительные для русских поселенцев наводнения и другие.

«Синявиншина» стала одной из напастей, обрушившихся на Поморье в первую четверть XVIII в. «В 1713 и 1715 годах, по указам его царского величества Петра Алексеевича, для укомплектования морского флота, набирано в матросы поголовно людей годных, крепких и здоровых, господином лубенахтом и кавалером Синявиным, да лейб-гвардии капитан-лейтенантом Румянцевым (отцом задунайского героя). Из Кемского города взято с полным мундиром 44 человека, которых указом его величества велено в предбудущие наборы с прочими губерниями уравнить зачетами; оставшихся же от взятых в матросы сирот, престарелых родителей, жен и малолетних детей воспитывать того городка обществом.. Набор этот — Синявиншина — до сих еще пор памятен народу, до сих еще пор живет в памяти их, как дальние муки и разбои каянских немцев и литовских людей. Выбраны были лучшие люди; волости заметно упадали, не имея уже крепких, здоровых рук для промысла; Синявин до сих еще пор для помора – второй Мамай, второй Бирон. Ещё далеко до него, в 1702 году, Кемь отпускала работных людей для приложения дороги от села Нюхчи на Повенец, по которой Петр вёз сухим путем свои яхты. <….> В 1749 и 1763 гг. бывшими великими вешними наводнениями в проходе Кеми-реки вешнего льда у городка, с летней и с западной стороны, стены льдом и водою сломало и унесло в море, также и обывательских домов и анбаров по низким местам состоящим, много сломало и унесло. В 1764 году по указу ее величества государыни императрицы Екатерины Алексеевны, оный Кемский город из вотчины Соловецкого монастыря под ведомство государственной коллегии экономии присланным от архангелогородской губернской канцелярии поручиком Матвеем Какушкиным отведен и управляем был, как прочие духовные вотчины, архангелогородскими экономическими казначеями. 1785 года, мая в 16 день, по именному государыни императрицы Екатерины II указу, данному правящему должность олонецкого и архангельского генерал-губернатора господину генерал-поручику Тутолмину, велено пределы Олонецкого наместничества распространить до Белого моря, и Кемский городок переименовать городом; а того же 1785 г., августа 22 дня, прибывшим нарочно его превосходительством, господином статским советником олонецким губернатором Гаврилою Романовичем Державиным, с церковного надлежащею церемониею, открыть» (26). Однако Кемь и уезд недолго пробыли в административном подчинении Олонецкому губернатору, и уже в «1799 г. город этот, первоначально сам входивший в состав Онежского у., причислен к Архангельской губернии и обращён в уездный город для нынешних Кемского и Кольского уездов» (27).

Прошёл почти век со времени этих событий. Вот как выглядел Кемский уезд, как часть Западного Поморья, во второй половине XIX — начале XX вв. По его территории теперь был учреждён «почтовый тракт из Архангельска через Кемь на Колу и более важный в торговом отношении тракт от г. Повенца на Сумский посад. По первому из них передвижение совершается зимой (частью на лошадях, частью на оленях), летом же передвижение совершается главным образом водою, частью же (на пути от Кандалакши до Колы) пешком. Повенецко-Сумский тракт в хорошем состоянии, передвижение на нём совершается на лошадях. Важнейшим средством сообщения служит море. С конца мая до начала сентября поддерживается правильное пароходное сообщение между важнейшими приморскими пунктами Кемского уезда, Архангельском и важнейшими приморскими пунктами Онежского уезда (пароходами субсидируемого правительством Архангельско-Мурманского срочного пароходства); кроме того, сообщение с главными приморскими пунктами южн. части уезда (Сумский посад, Сорока и Кемь) поддерживается также пароходами Соловецкого монастыря. До г. Кеми проведен телеграф; производятся предварительные работы для проведения телеграфа далее на север, к Кандалакше. Население уезда состоит из русских (поморов), которые живут главным образом по берегам моря, и корелов, занимающих внутренность уезда. Жителей (считая гор. Кеми) к 1 января 1894 г. было 36589 (мжч. 17517, жнщ. 19072), из них корелов — 12695 ч. По сословиям было: дворян потомственных 23, личных 80; духовенства белого 258, монахов 159; потомственных почетных граждан 53, личных 66, купцов 21, мещан 2440, крестьян 32214, колонистов 3, регулярных войск 102, отставных временно— и бессрочноотпускных нижних чинов, солдатских жен и детей 1161, иностранных подданных 9. Православных 33800, раскольников (официально признанных) 2748, католиков 6, протестантов 34, еврей 1. В уезде 1 город (Кемь) и 1 посад (Сумский); селений (1890) 293, крестьянских дворов 5028, крестьянской земли 38974 дес., дворов некрестьянских в волостях 93. Церквей и часовен 125, домов 6112, нежилых 9915. Суровый климат и частью каменистая, частью болотистая почва обусловливают крайне слабое развитие земледелия. Занимается им преимущественно корельское население; сеют ячмень, рожь, картофель. Собственный хлеб большинству корелов хватает лишь месяцев на 4-5. Запасы муки и зернового хлеба для продажи и выдачи в ссуду населению приготовляются в складах комитета о продовольствия жителей Архангельской губ., в магазинах кемской и сумской дирекции Архангельского хлебного магазина и в волостных ссудных кассах. К 1 января 1894 г. в уезде было лошадей 3351, оленей 10776, рогатого скота 8887, овец 13158» (28).

Морское сообщение поддерживалось Товариществом Архангельско-Мурманского срочного пароходства, рейсы которого начинались с первой половины мая и продолжались до конца сентября – начала октября. По Онежской линии пароходы при отходе по вторникам заходили, в том числе в селения Кемского уезда – Нюхчу, Колежму, Суму, Сороку, возвращаясь в Архангельск в воскресенье, а при отходе по четвергам, – ещё и в Шую, возвращаясь во вторник.

В период Первой мировой войны по территории Кемского уезда, как части стратегически важной для Российской империи пограничной области, близкой к северному театру военных действий, через которую лежит прямой путь к незамерзающим заливам и гаваням Лапландского (Кольского) полуострова, была проложена железная дорога (29). В этой связи все крупные селения на западном берегу «Корелы», непосредственно выходящие к Белому морю, имели важное военно-стратегическое значение, и каждое из них было оборудовано как важный узел в оборонительной системе защиты Русского Севера. В Сороке и Кеми, например, создали порты, куда от основной магистрали проложили отдельные железнодорожные ветки к причалам и складам-пакгаузам.

***

Самым северным и важным селением Кемского уезда по-прежнему являлась старинная Кемь (30). «Город этот лежит при вершине Кемской губы, на левом бер. р. Кеми в 10 верст. от впадения её в Белое море и в 500 от города Архангельска. В настоящее время Кемь представляет из себя незначительный городок, нынешним видом своим скорее напоминающий собою большую, хорошо обустроенную и красивую деревню; по улицам нет даже настоящих летних проездных дорог, а одни тропинки, и те очень неровные. Впрочем, и нужды нет в хороших дорогах, так как большая часть жителей занимается морскими промыслами, всё время на судах» (31).

Панорама города Кеми. Вид с северо-востока.

Из книги Ополовников А.В. “Памятники деревянного зодчества Карело-финской ССР”

«Кемь, по всей справедливости, почитается центром промышленной деятельности всего Поморского края. Капиталисты этого города строят лучше и в большем, против других, количестве морские суда, отправляя их и на дальние промыслы за треской на Мурманский берег, и за морским зверем на Новую Землю и Колгуев, они же первыми ездили и на дальний Шпицберген; они же ведут деятельную, с годами усиливающуюся торговлю с Норвегией. <…> В Кеми до сих еще пор хранятся на языке туземцев старинные карельские названия частей города, хотя карелы русским новгородским населением и отодвинуты вверх по реке Кеми на 18 верст (до деревни Подужемья). Слобода, расположенная на северном берегу реки, до настоящего времени зовется Мaндера (по-карельски твердая, матёрая земля); городской погост называется Гайжа; часть города на южном берегу – Кoрга. Гайжу можно назвать главною частью города, потому что здесь находятся соборная церковь, казенные и общественные здания. Это большой остров, образованный двумя рукавами реки. Против этого острова (к востоку) находится другой, меньшей величины, называемый Леп-островом, отделенный небольшим проливцем Пудас. Здесь находится деревянная церковь и полуразрушенная, догнивающая свой долгий век деревянная башня – один из остатков некогда бывшего здесь острога. Построенный исключительно для защиты от набегов, «немецких людей», острог, однако, не успел исполнить своего назначения: «немцы» не приходили. Городок спокойно догнивал свой век до указа Екатерины II, когда Кемь отведена была от монастыря. Боевые снаряды остались, однако, за ним. До того времени в Кеми, на особом подворье, до сих пор ещё сохранившем всю оригинальность своей архитектуры, жили соловецкие старцы, сбирая на монастырь волостные доходы с рыбных ловищ и кречатьих садбищ» (32).

Кемь — прежде всего, ворота на Соловецкие острова. Живописно выглядит старинный русский северный город и бывший рубеж обороны с моря. «Пароход проходит остров Ромбаки с частною лоцманской станцией, кемские острова и высокие с крутыми до 50 саж. горами острова Кузова, входит среди совершенно финляндского пейзажа в узкую красивую Кемскую губу и становится на якорь между островами Якостров «с горою Караульная варака (Таможенный пост)» и островом Попов, на котором лесопильный завод. <…> Въезд в город на шлюпках с парохода 8 вёрст.» (33). «Вскоре показался Кемский залив, а за ним величественно поднимался древний деревянный Кемский собор. Песни гребцов широко неслись к берегам залива и как бы возвещали городу о новых «приезжих людях». Красиво раскинутые массы строений, казалось, разделяли город на старый и новый. Справа виднелись пёстрые двухэтажные дома, церковь и строящийся каменный собор, а впереди, при устье двух рек, чернелись невысокие, более древние строения. На самом мысе поднималась уже покосившаяся громадная деревянная башня старинного острога. Быстрое течение двух рек, омывающих это место, давно разрушило старинное Кемское укрепление, и теперь только широкая восьмиугольная башня (на самом деле башни Кемского и Сумского посадов были шестиугольные (34), очутившаяся на островке, доживает свои последние годы. Сзади этого пошатнувшегося безмолвного свидетеля минувших оборон, на склоне горы виднелось старинное, ныне заколоченное, здание бывшего подворья Соловецкого монастыря. За ним по горе расстилались группы стареньких домов, а между ними как то особенно величаво рисовались в воздухе высокие, почерневшие от времени шатровые крыши собора» (35).

А что из себя представлял город вблизи, каково ощущение от пребывания на берегу? «Город лежит в котловине окружённой горами, покрытыми мхом и лесами» (36). Характерная черта не только Кеми, но и всех старинных русских селений на беломорском побережье «Корелы» – речные пороги, близ которых они основаны. «Под самым городом, принимает она (река Кемь. – Н. Вехов) в себя, или скорее, в образуемый ею довольно обширный бассейн, в которой вода стоит как в каменной чаше, небольшую речку, в летнюю пору местами почти совсем пересыхающую. Неумолкаемый шум стоит в городе от порога, с которого река Кемь низвергается в упомянутый выше бассейн. Только во время морского прилива ослабевает он, когда вода наполнит бассейн до самых краёв; с отливом обнажаются камни в пороге, и снова шум несётся на весь город. Из бассейна вода изливается в море широким руслом, по каменистому ложу на протяжении десяти вёрст; русло это очень глубоко и течёт в высоких каменистых берегах, так что кемские шкуны и лодьи, довольно глубоко сидящие в воде стоят у самого берега. Здесь и место их зимней стоянки» (37).

Подужемский порог на реке Кемь. Фото Я.И. Лейцингера

Из книги “Северный край. Иллюстрированный альбом Архангельской губернии”.

«Город Кемь внешним видом своим столько же похож на всякое другое беломорское селение, обусловленное простым значением деревни или села, сколько, в то же время, не похож ни на один из других уездных городов России. <…> Кемь, в свою очередь, поставлена в такое исключительное и незавидное положение, что разбросалась в поразительном беспорядке по гранитным скалам, которые в пяти-шести местах слились в сплошные груды, как будто горы. Цепляясь по уступам этих гранитных гор неправильною линиею без симметрии идут одни за другими, одни над другими зеленые, желтые, серые домики и дома этого города. Незначительная часть их, полукругом, как будто в некотором порядке, как бы подобием набережной красивого приморского города (особенно при виде издали, при въезде в город с моря), обогнула широкий, круглый ковш реки, где она слилась двумя своими рукавами. С одного из этих рукавов с шумом и брызгами несется по крупным камням огромная масса воды, трудно победимая силою весел, силою человека и паруса, крепко надутого сильным и крутым ветром. Там, где масса воды этой не кипит уже котлом, а зияет огромной пучиной, выбитой временем и водой как бы в упор стремлению водопада, выплывает невысокая гранитная скала со старинною церковью, с более древнею башнею уже разрушенного или рухнувшего от времени острога, городка.

Это – Леп-остров – ячейка первоначального поселения, защищенного деревянным острогом, который в конце прошлого века уже был в развалинах. Продолжая замечательно спокойное течение свое дальше, река обрамляется теми же гранитными скалами, по которым тянется изгородь, вешала с сетями направо, и рассыпался такой же беспорядочный ряд строений налево, в сторону города. В дальнем конце своем, до которого видно такое множество углов, труб и кровель, ряд домов этих, названный карельским именем мандеры, замыкается деревянной кладбищенской церковью с крестами и гранитными камнями и плитами кругом. На таких же неправильно очерченных, неправильно разметанных кругом камнях и плитах выстроилась соборная церковь, встала отдельно от нее соборная колокольня, неизбежно каменное казначейство, еще несколько домов, пожалуй, относительно и красивых, не похожих на дома деревенские или сельские, ни огородца подле, ни кусточка зелени, кроме зелени ивняка, да дальнего соснового бора, ни лошади подле или даже где-нибудь и вдали. Если в Онеге есть еще хоть одна улица, по которой можно ездить, то по Кеми окончательно по летам ездить невозможно. Два утлых, наскоро плетенных моста, перекинутых через узкие рукава реки, служат только для прохода пешеходов, заблудившейся или, по обыкновению, оставленной без призора бодливой коровы, всегда огромной, всегда желтой собаки, которая по зимам возит воду и воеводу, дрова и его челядинцев.

Город Кемь. Фото Я.И. Лейцингера

Из книги “Северный край. Иллюстрированный альбом Архангельской губернии”

Взойдешь на гору, взберешься на колокольню – моря не увидишь, море затянули спопутные взору мысы извилистой, коленчатой реки, закрыли избы, сосновый перелесок, недавно построенные против неприятеля батареи, бараки подле. Видишь неровные, прогнившие крыши домов с кадушками и швабрами в них на случай пожара. Видишь опять прихотливые изгибы реки; видишь кемскую женку всю в красном с веслом на плече, идущую к карбасу; видишь этот карбас, который качается на воде подле берега, и парусок другой вдали. Слышишь снова вой порогов или еще более несносный вой своры собак, бегающих по загородным горам. Там дальше тускнеет что-то в тумане: может быть, тот же бор, может быть, те же серовато-красные массы гранита. А там опять-таки слышишь человеческие голоса, как-то не гармонирующие со всею наглазною обстановкою, как будто чужие здесь, хотя под ногами и раскинулся широко один из лучших, самый богатый капиталами город Архангельской губернии.

Спустишься вниз по уступам скал, имеющих в некоторых местах вид и форму решительной лестницы, словно рубила ее рука человеческая, но и тут все-таки ничего не встречаешь нового: слышатся те же пороги, видится тот же широкий и глубокий ковш среди города, среди самой реки. По берегу этого ковша навалены грудами, поленницами доски и бревна. Из-за них по временам вырывается болезненный взвизг пилы, голоса людей, звон топора, плашмя попавшего на сучок. Здесь городская доморощенная верфь и, говорят, хотя и маленькая, но чрезвычайно удобная. На этом месте с этого берега, в этот ковш реки Кеми ежегодно спускают по одному, по два, нередко по три и по четыре крупных морских судна, назначаемых для дальних морских плаваний. Подрядчиками работ этих бывают, конечно, богатые капиталисты города; производителями, работниками – карелы из деревни Подужемье, расположенной в семнадцати верстах выше города, на той же реке Кеми. Вся нехитрая и несложная история этого дела обыкновенно обряжается и ведется простым путем…» (38).

Успенский собор (1711-1717). Вид с северо-запада.

Из книги Ополовников А.В. “Памятники деревянного зодчества Карело-финской ССР”

Самая старая часть города группировалась вокруг Успенского собора. К этому 1711 году, ко времени закладки Успенского храма, в городе уже существовал сложившийся центр, возникший на Большом Леп-острове, находящемся как раз по середине реки. Здесь были сосредоточены общественные сооружения – Кемский острог, церковь Иоанна Предтечи (возведена в 1682 году), подворье Соловецкого монастыря и старый Успенский собор XVII в. В конце XIX столетия на Леп-острове ещё можно было увидеть остатки этого древнего деревянного укрепления. «Двухстенный острог с бойницами и башнями, из которых <…>  сохранилась одна полуразрушенная. С внутренней стороны в башне видны широкие ворота, а в наружных стенах отверстия для пищалей и ружей. Наверху башни уцелели ещё выходящие из-за сруба два горизонтальных бревна, с которых бросали камни и лили кипяток на осаждающих. <…> Город разделяется рекою на две части, соединённые между собою местом на срубах. При въезде в город, с моря, на левом берегу реки строящийся каменный собор и за ним ряд больших и красивых домов поморов. За городом красивая сосновая роща и в ней стороверческое кладбище, усеянное резными и раскрашенными столбкиками — памятниками на могилах. На правом берегу реки, на горе, возвышается замечательный по своей архитектуре Кемский собор, построенный из рудовой сосны (39) в 1714 г., во имя Успения Божией Матери с приделами Николая Чудотворца и преп. Зосимы и Савватия. <…> Уездным городок Кемь, в то время бедная деревушка, объявлена в 1785 г. в присутствии тогдашнего Олонецкого губернатора, знаменитого поэта Гавр. Ром. Державина, с большим трудом добравшегося по топям и лесам из Петрозаводска до Сумы и едва не погибшего на переезде отсюда морем в Кемь в августе месяце. Кемь — пункт в высшей степени интересный Она служит резким бытовым и экономическим рубежом. Кемью кончается богатое Поморье, «подымающее» артели на Мурман и ведущее торговлю с Норвегией, Кемью же кончается и раскол. За Кемью к северу начинаются корелы, население, живущее «под священником», ходящее на Мурман и в Норвегию больше в «казаках» (работниках и матросах). Приливающая к берегам Белого моря сельдь до Кеми коптится и сдаётся скупщикам-вологжанинам в возы для перевозки в Москву и Петербург; за Кемью сельдь солится только в небольших бочонках, «сельдянках», и отвозится на судах в Архангельск, и самая сельдь крупнее поморской» (40).

«Отсюда увидели мы очень ясно: новый собор с его тремя шатровыми шапками, мост на колодах через реку Кемь, сильно пострадавший в последний ледоход, так как третью часть его снесло, небольшие домики, островок с часовенкой, благополучно существующие в самой стремнине порога. <…> Между островком с часовенкой и городом река Кемь перекидывает свои крупные сердитые волны через крутой и высокий гребень скал и направляет их дугой, образуя сильную круговую стремнину. Паровой катер мог двигаться только до этого места, а тут предстояла пересадка на маленькие лодочки, легкие, быстрые, доски которых связаны сосновыми корнями или тростником. Порог ревел невообразимо, заглушая людские голоса. <…> В Кеми встретились мы, таким образом, в первый раз с типом обычного на нашем Севере в летнюю пору в высшей степени характерного женского города. Весь мужской персонал, способный работать, отправляется в марте или апреле на Мурман, и возвращаются они не ранее сентября или октября. Матери, жены и дочери остаются на местах, что нисколько не мешает им отваживаться в открытое море, когда и на чем угодно, и прибрежное дитя еще в люльке готовится быть моряком, не знающим страха и вскормленным неприветливым морем, так как матери-кормилицы берут с собою ребяток в лодки и укладывают спать на носу или на корме. Смелы кемлянки до безумия и нередко тонут они, даже в городском пороге, но эти безвременные жертвы не влияют ни на общий строй жизни, ни на личные характеры. Тонуть так тонуть, кричать так кричать, и кричат же кемлянки невообразимо, потому что говорить попросту в Кеми нельзя, и обыкновенная речь заглушается вечным голосом вечного порога. <…>

Типы поморского населения в летней одежде. Фото Я.И. Лейцингера.

 Из книги “Северный край. Иллюстрированный альбом Архангельской губернии”.

Как уездный город, Кемь обставлена и всеми соответствующими атрибутами власти; здесь есть шкиперское училище, но летних занятий в нем нет. В реках Кемского уезда одною из важных статей дохода является семга и ее промысел; город Кемь от семужьих заколов получает 700 рублей, Сорока — 500 рублей, Ковда и Умба — по 2000 рублей, Поной — 5000 рублей, доходы Кузомени достигают крупной цифры 10 000 рублей. <…> Проезжих» улиц нет и городские домики расположены, словно рассыпаны, на зеленой мураве; да и, вообще говоря, подлежит сомнению, существуют ли в Кеми улицы. Если они есть, то весьма схожи с деревенскими проулочками, с тою разницей, что по совершенному отсутствию лошадей и колесных экипажей свободно обросли приземистою, но сочною травой» (41).

Семужий закол на р.Кеми. Фото Я.И. Лейцингера.

 Из книги “Северный край. Иллюстрированный альбом Архангельской губернии”.

Кемь при всём своём облике, близком даже в период расцвета к большой деревне, имела несколько храмов. «Нынешний соборный приходской храм устроен в 1714 г. и возобновлён в последний раз в 1889 г.; при всём том в настоящее время он ветх; а до возобновления он был даже даже совсем закрыт. Здание храма деревянное, обшито тёсом и окрашено. В нём три престола: главный Успенский, придельный тёплый в честь Николая Чудотворца и другой такой же Зосимо-Савватиевский. <…> На городском кладбище имеется деревянная же однопрестольная в честь Пресявтой Троицы церковь, устроенная в 1696 г. <…> Затем в городе же Кеми на острове Лепе находится деревянная церковь в честь св. Иоанна Предтечи без колокольни, построенная в 1682 г. на берегу острова; в 1785 г. она была перенесена на ныне занимаемое ей место на средине острова, так как на прежнем месте ей ежегодно грозила опасность при ледоплаве; в настоящее время она обшита тёсом, окрашена и довольно прочна» (42).

Небезынтересна история возведения в Кеми каменного собора, «который стоит на берегу залива и своею каменною громадою господствует над всеми постройками маленького городка. Новый Кемский собор имеет уже длинную историю; его постройка продолжается 22 года; если не считать со времени поднятия вопроса о каменном соборе, то окажется, что всё дело тянулось 30 лет». В 1876 году, выполняя волю умершего кемского купца Антонова, оставившего «по завещанию капитал, из которого по накоплению его процентами до 100 тыс., половина назначалась на построение в Кеми каменного собора». В 1882 году состоялась закладка храма, но из-за массы неурядиц, растрат, изменений проекта, другим причинам по прошествии шести лет строительство сначала продолжилось за казённый счёт, а потом перешло в руки Соловецкого монастыря, который и достроил его. «В ноябре 1904 года освящён северный придел храма, во имя пр. Феодора Сикеота, в котором и совершались богослужения в зиму 1904-1905 гг.». По мере завершения строительства храма возниклf проблема, в честь кого его освящать. Изначально, «по воле завещателя капитала главный храм в соборе должен был быть в честь Благовещения Пресвятой Богородицы, придельные же — северный во имя пр. Феодора Сикеота, южный — во имя свв. апост. Павла и Петра». Строители же, продолжившие возведение храма, настаивали на освящении его в честь Успения Пресвятой Богородицы, но Священный Синод обязал выполнить волю жертвователя, обосновав своё требование тем, что капитал купца Антонова был больше, чем затраты «казны».

Возведённый собор в честь Благовещения Пресвятой Богородицы «пятиглавый, снаружи он выделяется лишь своей массивностью, особенно сравнительно с постройками города. Его форма четырёхугольника с гладкими, без особых рельефных украшений, стенами отличается прямотой линий и простотою. Внутри самый храм представляет громадный, в два света, квадрат (до 10 саж. В каждую сторону), разделённый двумя рядами четырёхугольных массивных колонн образующих три отделения (нефы) — главного храма и двух приделов по бокам. <…> Отопление в соборе калориферное с тепловодом по колоннам» (43).

***

Южнее Кеми находилось другое старинное русское селение в Западном Поморье — Шуя (современное название — Шуерецкое) (44). Оно образовалось в начале русской экспансии на Север и раскинулось в излучине бурной порожистой реки Шуи.

Село Шуя. Фото Я.И. Лейцингера.

 Из книги “Северный край. Иллюстрированный альбом Архангельской губернии”.

По всему Русскому Северу Шуя известна была своими красивыми православными церквями с колокольней, представлявшими собой храмовый ансамбль – уникальный памятник, возведенный во имя наиболее чтимых в Поморье святых Николая Чудотворца, Параскевы Пятницы, Климента и папы Римского. Церкви и колокольня располагались на широком мысу, которое обозревалось и с реки, и с берегов. Никольский кряж, как до сих пор называют место, где находились храмы, – это бывшее кладбище, существовавшее первые три столетия со времени основания села. Есть сведения, что первоначально селение находилось выше прежнего его места нахождения, примерно на полверсты по реке Шуе, там было отдельное кладбище с деревянными гробницами.

Деревянные церкви XYII в. в селе Шуя.

Из книги Суслов В.В. “Путевые заметки о севере России и Норвегии”. СПб. 1889

«Шуерецкий приход состоит из одного селения Шуи, расположенного по обоим берегам реки Шуи при впадении её в Белое море, в 464 верст. от г. Архангельска, в 25-ти от г. Кеми и в 28-ми от ближайшего Сороцкого прихода. Жителей к 1896 г. состоит 346 м.п. и 424 ж.п. Все они придерживаются раскола. Определить с точностью время образования Шуерецкого прихода нет возможности. Известно только, что село Шуя, до отобрания вотчинных владений от монастырей, было вотчиною Соловецкого монастыря. Очень вероятно, что первые церкви устроены были на средства этого монастыря, и тем положено было начало приходу. Из существующих ныне трёх приходских хамов самым древним является храм в честь св. вкмчн. Параскевы, устроенный в 1666 г. по грамоте Новгородского и Великолуцкого митрополита как видно из надписи на древнем храмозданоом кресте, и освящён Соловецким архимандритом Варфоломеем. В 189½ этот храм капитально был отремонтирован. Верх его шатровый, глава одна; престол также один. В этом храме имеется ризной образ св. вкмчн. Паракевы, чтимый не только православными, но и раскольниками.

Село Шуерецкое. Фото С.М. Прокудина-Горского, 1916 г.

Кроме Параскевинского храма, в том же селе имеется храм в часть Св.  и Чудотворца Николая, устроенный в 1753 г., по благословению архиеп. Архангельского Варсонофия, и освящённый 18 февр. того же года Соловецким архимандритом Геннадием, как видно из надписей на храмозданном кресте и на двух досках, прибитых к иконостасу. Но раньше этого храма был более древний, как писалось об этом в клировых ведомостях за 1839 и 1840 г, неизвестно когда и кем устроенный. Нынешний храм имеет вид креста; верх его шатровый; глава одна, равно как и престол. Точно также третьему приходскому храму в честь св. священномученика Климента, папы Римского предшествовал более древний, устроенный (время неизвестно) Соловецким монастырём. Нынешний же Климентовский храм устроен в 1787 г., по благословению архиеп. Вениамина, и освящён 12 ноября того же года протоиереем Кемского собора Григорием Клюкиным» (45).

Шуя – родина целой плеяды отважных мореходов и полярных исследователей родом из Шуерецкого. Один из них — первопроходец Яков Яковлевич Чиракин, неоднократно бывавший на Новой Земле и Шпицбергене и совершивший в 1767 г. первое в истории плавание через Маточкин Шар из Баренцева моря в Карское. Его дом стоял в центре села. Сначала на своих судах-карбасах малого размера, а затем на кочах и кочмарах Я. Чиракин провел девять зимовок на Новой Земле, общей продолжительностью свыше восьми лет. Вместе с ним зимовали два его сына, племянники, ближайшие родственники и соседи — Тимофей Тижин из Колежемской волости, Дмитрий Бернов из Нюхотской волости. Я. Чиракин сделал общее описание пролива и составил его картосхему. В 1768 году отважный мореплаватель участвовал в качестве кормщика в новоземельской экспедиции известного в старину помора-путешественника Фёдора Розмыслова, провел его судно через Маточкин Шар и остался на зимовку в проливе, на мысе Дровяном, где умер в ноябре 1768 года.

В XIX столетии Шуя органично вписалась в начавшийся в Западном Поморье новый этап развития региона. В 1859 году в селении насчитывалось 140 дворов, проживало 757 человек (332 м., 425 ж.). В 1866 году волость выделилась из состава Сорокской волости, и в 1873 году наряду с другими волостями она входила в состав 3-го Кемского лесничества. В 1874 году в Шуерецкой волости насчитывалось: один каменщик, один печник, 2 столяра, 3 сапожника, 3 санника и тележника, 2 вязальщика рыбацких сетей и неводов, 10 плотников. Работали 3 постава. Животных: 10 быков, 32 оленя, 37 телят, 40 лошадей, 170 коров, 370 овец. К 1 января 1901 года в составе Шуерецкой волости Кемского уезда Архангельской губернии действовало Шуерецкое сельское общество. Волостное правление находилось в селе Шуе. В селении с 1879 года в верхнем этаже общественного здания волостного правления действовало Шуерецкое сельское училище, а в 1907 году тут открылось ещё одно учебное заведение — сельское одноклассное министерское училище, которое располагалось в частном доме.

***

Ещё одной жемчужиной Западного Поморья была Сорока (46), удалённая от уездной Кеми на 53 версты. Река Сорока (р. Сорока фактически является левым рукавом реки Нижнего Выга) впервые упоминается в письменных источниках с 1419 года. «Се купи посадник Офоносе Есифовичь у Ивана у Федорова и у его брата Василия и у Онкифа в Сороке реке на море и в Выгу два участка в земле и в въде, ловища и пошлине по Варишельскои земли по Волосове участке и по Скоморохове, межи Куролчи и Рувкулчи, куды пошло в тои земли и в въде. И да посадник Офоносе Ивану и его братьи на тых дву участках два рубля въвеке собе и своим детем. А на то послухи с обе половине: Игнатии Михайловичь, Грегорья Кузьмин, Максимо Кузмин, Онанья Волосов, Василии Курилов, Самуила Кузмин». Вышеприведенная «Купчая на два участка по рекам Сороке и Выгу, купленные посадником Афанасием Есифовичем у Ивана Федорова и у его братьев» датирована 1419–1420 годами по имени посадника Афанасия Есифовича. Она, так же как и «Купчая на участки по рекам Выгу и Сороке, купленные посадником Афанасием Есифовичем у Ивана Лускалова и у его сына» (47), — старейшие письменные документы, в которых отражен процесс утверждения боярского землевладения в Карельском Поморье» и в которых впервые упоминается река Сорока.

Вид села Сорока. Фото С.М. Прокудина-Горского, 1916 г.

В 1785 году Сороку посетил поэт Гавриил Романович Державин; вместе со своими спутниками он пересёк территорию Сорокской волости по диагонали с юго-запада на северо-восток. В своем путевом дневнике Г. Р. Державин написал о церкви во имя Троицы Живоначальной с приделом Соловецких чудотворцев, указав, что в волости Сороке насчитывается до 73 домов и до 200 душ: «Хлеба поселяне не пашут, но упражняются в рыбной ловле, ездят на Мурман, в реке же Сороке ловят семгу и сиги, в губе же Белого моря – сельди. Каргопольские, онежские, шунгские, повенецкие и прочие промышленники приезжают сюда и, купив за деньги или променяв на съестные припасы, коптят и возят зимою в Петербург, Москву и прочие места…». Во всем селении путники насчитали «до 40 лошадей, до 100 коров, до 70 овец», заметив, что «коров и овец здесь кормят белым мхом ягелем, обдавая его рыбною ухою» (48). Жители Сорокской волости за деньги, добытые рыбным промыслом, покупают в Архангельске съестные припасы, одежду, обувь. Сельди они вылавливают от 6 до 10 тысяч штук на дом, тысячу шутк продают по 35–45 копеек, пуд семги – по 2 рубля, взяв с промышленников деньги вперед. Сигов по малому лову не продают, «оставляют для себя».

Несколькими годами позже в Сороке побывал секунд-майор Петр Иванович Челищев. В его путевых записках 1791 года упоминаются некоторые поселения Сорокской волости – например, Выгский остров «во окружности до 20 верст», возле деревни которого в правую сторону из Выг-реки выходит река Шижня. Там, где она впадает в Белое море, отметил путешественник, «есть погост, называемый по реке Шижня, в нем старая деревянная церковь Николаю Чудотворцу. Возле оной Выгской деревни на особом небольшом островку деревянная часовня, в ней тамошние жители празднуют великомученице Варваре». По пути в Сороку Челищеву с сопровождающими пришлось испытать на себе всё коварство труднопроходимых порогов реки, «где лодки и с экипажем во обоих местах сажен до трехсот переволакивали сухим путем по Ковжинскому острову на себе».

В Сороке путешественники остановились у местного жителя Петра Лукина. В своих записках Челищев отмечал, что деревня Сорокина стоит на острове окружностью до трёх верст, дворов на нём – 80. Жителей – 433 человека, из них – 202 мужчины и 231 женщина. «Сии крестьяне не точию ни самолейшего никакого хлебопашества, но даже и огородов для белья не имеют, а только для коров и лошадей весьма ж мало выстанавливают сена, почему и скота держат очень мало для своего домашнего расходу», но зато кормятся от ловли в море рыбы: семги, сельди, трески, палтуса, заготавливают сало белух, нерп, а «воспитание местных жителей весьма сходно с их промыслом». Одним из первых  П.И. Челищев подмечает главную особенность этой части Кемского уезда – изобилие сельди в «Выгорецком истоке в море» близ Сороки, «где ее ловят неводами, а затем одну часть солят в большом количестве, другую коптят, а малую вялят и сушат на солнце, чем весь год по большей части и питаются» (49).

Вид на бухту у села Сорока. Фото С.М. Прокудина-Горского, 1916 г.

До 1854 года село Сорока входило в состав Кемского уезда, образованного в 1785 году. Почти тридцать следующих лет она относилась к Кольскому уезду, но, в конечном счёте, прежнюю административную структуру восстановили, и селение снова вошло в Кемский уезд. В середине XIX столетия в селе Сороке насчитывалось 100 дворов, проживало 653 человека (300 мужчин, 353 женщины). В 1856 году известный русский писатель С. В. Максимов, путешествия по Поморью и северу Архангелськой губернии, посетил и село Сороку. Вот его впечатления об увиденном: «… передо мною селение Сорока, густонаселенное, разбросанное на значительном пространстве, с церковью, с красивыми, выкрытыми тесом и покрашенными краской домами, которые могли бы сделать честь даже городу Кеми; селение, известное по всему Северу красавицами, каких действительно трудно сыскать в других местах русских губерний. Сороцкие девушки и женщины – красавицы почти все без исключения. Еще громче, ещё настойчивее, ещё докучливее визжат пороги (их здесь, вместо одного, уже два); прямо перед деревнею расстилается широкая губа… В губу эту, мелкую (при отливе пройти нельзя) – Сороцкую – заходит такое несметное количество сельдей, что, по словам туземцев, вода густеет, как песок или каша: шапку кинь на воду – не потонет, палку воткни туда – не упадет, а только вертится…» (50).

В эти годы среди распространенных занятий местного населения в волости –  сетевязание, шитье карбасов и лодок. Владельцев парусных судов более всего насчитывалось в Сорокской волости: в 1899 году – 61, в 1910 – 57. В в 1910 году в волости построено 15 шхун, 13 гафель-шхун, одна шхуна-барк, 23 яхты, два клипера, один брам, три промысловых бота и одна шняка. Помимо поморских «верфей», сорочане работали ещё на лесозаводах, построенных братьями Беляевыми, заготавливали бревна и дрова для судохозяев, которые вели торговлю с Норвегией или Мурманом. Так, в 1910 году в Сорокской волости на лесозаводах трудились 120 человек, рубкой дров занимались 5. Пиленый лес отправлялся в Англию, Швецию, Норвегию, Германию и Данию.

Село Сорока. Фото Я.И. Лейцингера.

 Из книги “Северный край. Иллюстрированный альбом Архангельской губернии”.

Но главным занятием сорочан и жителей других селений волости оставались рыбные промыслы. «В 1910 году в Сорокской волости неводами владело 700 человек, пайщиков состояло 1800, выловлено 273000 пудов сельди на сумму 127400 рублей. Стоимость сельдяного невода составляла 50–120 рублей. В волости числилось 40 семужьих заборов и одна морская тоня, Сумском Посаде соответственно 3 и 3, Нюхотской волости – 1 и 3, Шуерецкой волости – 8 морских тоней. За заборы и тони арендной платы в Сорокской волости было получено три тысячи рублей, Сумском Посаде – 441 руб., Нюхотской волости – 382 руб., Шуерецкой волости – 38 руб. Удочками и мережами ловили навагу как жители Сорокской волости, так и других волостей. Рыба в мороженом виде сбывалась в Олонецкую губернию, а часть колежемской наваги – в Петербург». (51).

Старинные сороцкие сельдяные промыслы — настоящая экзотика. С конца осени до конца декабря съезжались на сельдяной лов в Сороку промышленники из соседних поморских деревень и скупщики рыбы из Вологодской, Архангельской, Олонецкой губернии, а также с различными товарами торговцы. Любопытную картину представляла свободная ото льда Сорокская губа во время хорошего неводного промысла: «На небольшое сравнительно пространство выезжает больше тысячи карбасов. Колышется целый лес шестов. Точно старинное войско, вооруженное пиками и копьями, покрывают губу промышленники. Как в битве, снуют во все стороны карбаса… Мало одной пробы шестами. Надо следить и за добычей других. Если какая-нибудь артель добыла полную матицу и выметывает второй невод, к ней устремляются со всех сторон другие промышленники… Карбаса сталкиваются, мешают друг другу. Не стесняются в выборе ругательств ни мужчины, ни женщины… Стоящие над губой шум и гам слышны издалека…» (52).

Каждый дом ловил без ограничения, кто сколько может. «Покрытая льдом Сорокская губа так же была полна народом, как и карбасами. Рыбаки с тем же шумом торопились занять себе хорошее место, из села «ехали наперегон», несмотря даже на то, что лошадь проваливалась в прорубь. Ее либо вытаскивали и гнали дальше, либо она выбиралась из ледяной воды сама. Также спешно прорубали железными пешнями лед, а вокруг размеренно хаживали по льду скупщики, всматривались: хорош ли улов или нет. От этого зависела цена рыбы. Рядом с промышленниками мужчинами трудились женщины, которые ничем не хуже и лошадью правили, и пешней работали: иная из них могла «заткнуть за пояс мужчину». Женщины тоже торопились, поскольку «один счастливый улов» мог дать такую добычу, какой не дождаться во все остальное время промысла. Каждая тоня привлекала внимание работающих по соседству промышленников: в случае удачи около нее группировались другие артели» (53). Перемены погоды зимой не всегда сопутствовали рыбакам в открытой ветрам Сорокской губе. Часто ломался лед и уносил с собой в море мережи. Так, во время промысла 1909 года рыбаки потеряли больше полутора тысяч мереж.

Типы поморов в зимней одежде. Фото Я.И. Лейцингера.

 Из книги “Северный край. Иллюстрированный альбом Архангельской губернии”.

На рубеже XIX – XX вв. в Сороке были две церкви. «Ныне в Сорокском приходе две церкви: Зосимо-Савватиевская и Свято-Троицкая. Зосимо-Савватиевская церковь уже третья, если не более, в Сорокском селении. Время построения первой в точности не известно; но, по всей вероятности, оно восходит к половине  XV ст., если принять во внимание, что в селе Сороке скончался в 1435 г. преподобный Савва, соловецкий Чудотворец, и погребён был каким-то игуменом Нафанаилом, жившем при бывшей здесь часовне. Вероятно, вскоре же после того соловецким монастырём и устроена была первая церковь в честь Пресв. Троицы с приделом в честь Зосимы и Савватия Соловецких. Церковь существовала\, кажется, до половины нынешнего столетия и, наконец, за ветхостью разобрана. Вместе разобранной при учреждении прихода на средства того же монастыря в 1853 г. была устроена и тогда же освящена новая, которая, к сожалению, сгорела в 1862 г. Тогда на добровольные пожертвования устроена была третья, до ныне существующая, церковь уже с одним престолом в честь препод. Зосимы и Савватия, зданием деревянная, имеющая форму квадрата, одноглавая, тёплая». Этот третий храм был устроен владельцами местного лесного завода — Николаем Петровичем и Митрофаном Петровичем Беляевыми. «Начатый постойкой в 1892 г., он освящён был 10 июля 1894 г. Преосвящ. Никанором совместным с бывшим тогда, а ныне покйным, настоятелем Соловецкого монастыря, о. Архимандритом Варлаамом. <   > Храм этот великолепной архитектуры, имеет форму восьмиконечного креста и стоит не менее 17000 р. со всей утварью и убранством» (54).

Церковь св. Зосимы и Савватия. Фото С.М. Прокудина-Горского, 1916 г.

***

Сумский посад — второй крупный старинный укрепрайон Западного Поморья, находился на самом юге Кемского уезда. Сумчане славились в Поморье, как строители рыболовецких и купеческих судов, торговцы солью (вместе с Соловецким монастырём Сума — главный поставщик соли) и рыбопромышленники (ежегодно к архангельскому рынку десятки тысяч пудов трески), добытчики слюды (для чего в 1671 году царь Алексей Михайлович послал в Сумский острог из Москвы двух слюдяных мастеров), купцы, ходившие с товарами в Норвегию и губернский Архангельск.

Сумский посад. Фото Я.И. Лейцингера.

 Из книги “Северный край. Иллюстрированный альбом Архангельской губернии”.

Помимо значения в оборонной системе Русского Севера, Сумский посад имел большое значение как транспортный узел в Поморье. «Англичанин Томас Соутэн, который приезжал в Сумский посад в связи с организацией торговли между Англией и Московским государством через северный морской путь, писал, что англичане могут нанять в Новгороде для своих товаров до 2000 подвод, т.к. «из Новгорода каждый год зимой идёт много санных подвод с возчиками в Сумы за солью». Через Сумский посад проходил древний северный торговый путь. Торгово-промышленное значение Сумского посада особенно возросло в XVI в. в связи с открытием морского пути из Белого моря в Западную Европу. Устремилось много иностранных купцов. Т Соутэн: «В Сумском посаде так много торговых складов, что недостатка в них для наших товаров ждать нельзя». Стоявший на «проезжей дороге» Сумский посад притягивал внимание и «шпионов». Так, знаменитый в старину немецкий шпион Генрих Штаден писал: «Сума-река и незащищённый посад. Торгуют разного рода товарами и топят ворвань». Он не раз «науськивал» шведов к походу против русских и заявлял о неспособности их к обороне: «Идти ему (шведскому воителю Петеру Багге. — Н. Вехов) … к Белому морю, причиняя неприятелю наибольший вред и урон и сжигая всё то, что можно. Пусть разграбит и возьмёт город Сумы и, если нужно, предаст его сожжению» (55).

Селение это знаменито не только своей историей, но и неповторимым местоположением  в прибрежной области Белого моря. «Сума-река вырывается из таёжных лесов к взморью, как взмыленная от бешеного бега лошадь. Перед выходом в море она делает ещё один стремительный рывок вперёд, образуя бурный порог Чёрный. Здесь, у подножья порога Чёрного, обдаваемое холодным дыханием Белого моря, расположилось старинное поморское село Сумский посад. Вдоль села Сума-река катит свои воды уже спокойно, оставляя у берегов белую, как молоко, пену». (56).

Так же, как и Кемь, живописно выглядел Сумский посад с моря и при близком знакомстве с ним путешественника. Посетивший его в 1868 году А. Михайлов писал: «Нигде по всему Беломорскому побережью не встречал я ни города, ни посада, в которых сохранились бы так хорошо древний, допетровского времени, стиль построек, как в посаде Сумском. Его деревянные церкви, почерневшие от времени, с высокими конусообразными крышами и чешуйчатыми главами, обнесены станами с башенками, в которых видны бойницы. Местами встречаются большие, высокие дома старой постройки с вышками (мезонином), узорчатыми коньками, резными крыльцами и расписными ставнями. Всё это вместе взятое, характерный внешний вид посада напоминает XVII век. <…> Сумский посад расположен по обе стороны реки Сумы, узкой, но глубокой настолько, что у берега её могут стоять лодьи, поднимающие до десяти тысяч пудов. Деревянная набережная, отвесным срубом опускающаяся в воду, придаёт реке вид канала. Такой набережной я не встречал нигде по всему Поморью, и она то в особенности придаёт своеобразный вид посаду, издревле называемому городком. Здесь, как в Кеми и во всех почти приморских селениях неумолимо шумит порог, падающий с высоты сажени, почти против самого посада. Над порогом мост, а за ним, ниже по течению, стоят шкуны и лодьи. Здесь же место их зимней стоянки. <…> Большой, значительно населённый Сумский посад  в летнюю пору очень малолюден. На улицах встречали только женщин и детей. Почти всё взрослое мужское население, как и во всех приморских сёлах, уходит и уезжает на промыслы; остаются дома одни только дряхлые старики» (57).

А вот, к примеру, ещё одно впечатление, академика архитектуры В.В. Суслова: «Достигнув посада Сумы, я обратил особое внимание на остатки древнего деревянного острога, когда то подведомственного Соловецкому монастырю. Одна из башен острога, ныне представляющая собою колокольню, состоит из громадного восьмиугольного сруба (по этому поводу см. сноску 28), в два яруса увенчивающегося высоким гатровым покрытием. В башне сделаны широкие ворота и маленькая часовня (как это и бывало в старинных острогах). С наружной стороны башни заметны следы прикасавшейся к ней когда то высокой стены в два сруба, поверх не сохранившимися. Из двух церквей посада заслуживает внимания только маленькая  каменная церковка построенная в 1693 г.; другая же деревянная, хотя также древняя (1625 г.) но в настоящее время по фасаду совершенно переделана. Между частными постройками зажиточных селян посада довольно оригинально рисуются запасные магазины промышленников» (58).

На исходе нескольких веков существования селения жизнь его обитателей подчинялась определённому распорядку. Вот, например, как выглядел дом сумского мещанина. «Судохозяин, владеющий значительным капиталом, живёт ещё по старинке, мало, чем отличаясь в своём домашнем быту от крестьянина. Большой двухэтажны дом его разделён на две половины – нижнюю и верхнюю. Внизу живёт он постоянно; обстановка здесь та же, что и в крестьянской избе. Верх отделан по-городски; тут стены оклеены шпалерами, пол выкрашен под паркет, мебель красного дерева, зеркала. Здесь хозяин принимает гостей. Угощенья соответствуют обстановке. Чай и кофе, иностранные вина и ликёры, конфекты и сигары, всё это зараз предлагается гостеприимным хозяином и находится в его доме в избытке (всё это вывозится из Норвегии). Таких домов и такой обстановки найдётся немало по Поморью, не только по городам и посадам, но и по сёлам, из коих многие не уступают в этом отношении городам» (59).

На рубеже XIX и XX вв. в Сумском посаде «жителей 1314 (569 мжч. и 745 жнщ.); большинство православные, раскольников до 200. Главное занятие жителей — морские и рыбные промыслы, судостроение, отчасти хлебопашество. Тресковым промыслом на Мурмане занято 40 хозяев, на 40 судах, с 200 раб.; сельдяным — 20 хоз., на 20 судах, с 100 рабоч.; семужным — 4 хоз.; бьют белуг 2 хоз. (18 рабоч.); ловлей прочей морской и речной рыбы занимаются 120 чел. Некоторые из промышленников отправляют свои суда на Новую Землю. Отхожими промыслами заняты 231 чел. (157 мжч., 24 жнщ. и 50 подростков). С. посад ведет торговлю с Архангельском и Норвегией (10 купцов на 10 судах). Ежегодно привозится морем товаров из Архангельска на 5000 р., вывозится туда на 1000 руб. Из Норвегии привозится рыбы на 9000 руб., в Норвегию вывозится хлеба и проч. на 6000 р. (цифры эти ниже действительных). Кроме того, посадские занимаются перевозкой богомольцев на судах в Соловки и приютом их у себя в домах. 2 правосл. црк. (1 камен.), 2 часовни, домов жилых 315, нежилых построек 400, лавок 4» (60).

***

С позднейшей историей Кемского уезда связан и такой интересный вопрос, как строительство водного пути между Белым и Балтийским морями. Этой проблеме, как оказывается более ста лет, но лишь в 1930-ых годах она могла разрешиться сооружением грандиозного Беломорско-Балтийского канала имени И.В. Сталина.

Путь, по которому проходит канал, был известен издавна. В XVI-XVII вв., в частности, здесь проходила дорога, по которой паломники ходили к святыням Соловецкого монастыря. В географическом описании России, «Книге Большому Чертежу» 1627 года, Беломорский путь указан с расстояниями между реками и озёрами, входившими в состав пути. Вопрос соединения Белого и Балтийского морей поднимался на правительственном уровне на протяжении веков. Впервые идея строительства судоходного канала возникла во время Северной войны и принадлежала Петру I. Но детально за разработку проекта канала взялись только в XIX в. Тогда только по заказу правительства было разработано четыре проекта строительства: первый — проект Ф.П. Деволана (1800 год) (61), второй — проект графа А.Х. Бенкендорфа (1835 год); третий — флигель-адъютанта Лошкарёва (1857 год); четвёртый – профессора Тиманова (1900 год), за который он был награждён золотой медалью Парижской всемирной выставки.

Но, помимо этих, более известных проектов соединения каналом Белого и Балтийского существовали и другие. Среди последних, малоизвестный проект кемского купца 2-й гильдии Федора Ивановича Антонова (1818-1891), владельца двух двухэтажных деревянных дома с пристройками («службами») и торговыми амбарами, четырёх мореходных шхун и четырёх карбасов, ценных бумаг (билетов 1-го и 2-го внутренних займов), скота и много другого на сумму почти 34 тысячи рублей. В 1823 году купец Антонов отправил на имя главного начальника Путей сообщения (в наше время – на имя министра транспорта России) разработанный им проект искусственного водного пути, соединяющего Белое море с Балтикой. Путь начинался в селе Сороке, откуда рекой Выг, озерами, посредством ряда волоков выходил к реке Телекинке и достигал Повенца на Онежском озере. Продолжившись по озеру, путь шёл далее по реке Свирь в Ладогу и в Неву, а завершался в Финском заливе Балтийского моря. На первый раз официальные власти не снизошли до ответа энтузиасту-освоителю Севера.

На следующий год Антонов вторично решился заинтересовать власти своим предложением. На сей раз он сделал это весьма своеобразно. Снарядил лодки с товаром, нанял гребцов и уже в августе проделал путь из Сороки в Санкт-Петербург, немало переполошив тамошних торговцев на рынках. В Питере привыкли к тому, что традиционно товар из Поморья поступал по санному пути только в ноябре, а тут еще и осень не наступила, поморы тут как тут. И на следующий 1825 год Федор Михайлович повторил свой многотрудный путь через волоки и пороги карельских рек. Через три года, в 1827 году, так и не дождавшись ответа от властей, Ф.М. Антонов направил прошение в Департамент мануфактур и внутренней торговли, потребовав государственного внимания к устройству судоходного пути: «…Желание распространить оную (рыбную промышленность и торговлю. – Н. Вехов) было поводом мне к открытию краткого водяного пути из Белого моря от селения Сороки по рекам Выгу и Телекинской и частью озерами, всего расстоянием не с большим 200 верст, до города Повенца, лежащего при Онеге озере, на лодках, поднимающих грузу от 150 до 300 пуд, с употреблением в нескольких местах перевозки сухопутной, на расстоянии всего 20 верст…» (62).

Такие попытки обратить внимание на проблему устройства водного пути он повторял ещё не раз, направляя свои проекты и письма в разные инстанции, но каждый раз не получал никакого ответа. Всякий раз эти обращения аргументировались, казалось бы, вполне понятными выкладками, такими, например, как «…употребить содействие к споспешествованию соединения морей Белого с Балтийским и внутренними системами посредством исправления хода по вышеупомянутым рекам Выгу и Телекинской и озерам… чем доставится жителям Северного края возможность размножить промыслы свои и несомнительный сбыт оных, а вместе с тем не токмо обеспечены будут достаточною платою за труд их, но умножением промыслов и дешевою ценою оных, вытеснится совершенно привоз норвегских сельдей». Ответ официальных властей был вполне ожидаем: «Губернское правление… замечает, что устроением по проекту купца Антонова кратчайшего водяного пути для перевозки рыбных промыслов из Белого моря в Санкт-Петербург может доставиться удобность от сокращения пути и издержек в перевозке, и оттого увеличится и количество перевозимых рыбных товаров, и через сие может получить некоторое усилие и самая народная промышленность, но вместе с сим усматривается и то, что путь сей не будет единственный – водяной, ибо в нескольких местах должны быть сухопутные перевозки, а сие сопряжено с немалым затруднением при больших тягостях» (63).

К концу XIX века «библиотека» проектов Беломорского канала состояла уже из «полутора десятков томов». В 1910-ых годах тогдашний вице-губернатор Олонецкой губернии А.Ф. Шидловский даже выпустил специальную брошюру аналитического содержания, обобщивший все ранее известные проекты с экономическими выкладками от реализации нужного для страны водного пути (64). Но шла Первая мировая война, а затем произошла историческая смена власти в России и на десять с лишним лет эти идеи остались лежать «под сукном», пока в 1930-ых года сооружение канала не было осуществлено адским трудом заключённых ГУЛАГ’а.

Примечания:

(1) В старину так именовались области, населяемые финно-угорскими племенами.

(2) Корельскими детьми во времена освоения русскими этой области называли знатные рода проживающих здесь инородцев; это была феодальная знать области Корелы времён Новгородского господства и раннего владения ей Московским государством. «Пятью родами корельских детей» были – Рувкулчи, Куролчи, Титролчи, Вымолчи (Вымольцы) и Валдолы (Волдолеи) (Баркина В.С. Кемь. Петрозаводск. 1934. С. 9).

(3) Ключевский В.О. Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае // Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. 8. М. 1998. С. 7.

(4) Книпович Н. Кемь // Энциклопедический словарь. Ф.А. Брокгауз. И.А. Ефрон. Т. 14а (28). СПб. 1895.С. 929-930.

(5) Ключевский В.О. Указ. соч. С. 8.

(6) Ключевский В.О. Указ. соч. С. 8.

(7) Ключевский В.О. Указ. соч. С. 9-10.

(8) «Каянская земля» находилась к востоку от северной части Ботнического залива (на месте современной финляндской области Остерботния), где до XII—XIII вв. жило финское племя Kainu или квенов, и где находилось озеро Каяни; с XVII в. тут располагается город Каяни. Термином «каянцы», «каянские немцы» в XV—XVI вв. русские называли шведов и подвластных шведам финнов, переселившихся на эту территорию из шведской Финляндии, а «немцами», от слова немые, тогда же именовали всех иностранцев, не говоривших и не понимавших по-русски.

(9) Ключевский В.О. Указ. соч. С. 10-11.

(10) Ключевский В.О. Указ. соч. С. 15-16.

(11) Ключевский В.О. Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае. М. 1867. С. 13-14.

(12)    Это была первая в Поморье церковь, появившаяся в начале XVI в., построенная на левом рукаве реки Нижний Выг — реке Сороке, иеромонахом Соловецкого монастыря Нафанаилом на месте часовни, где был погребён один из основателей монастыря преп. Савватий, и находившаяся в запустении более 40 лет.

(13) Ключевский В.О. Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае. М. 1867. С 15-16.

(14) Там же. С 14-15.

(15) Там же. С 16.

(16) Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии. Выпуск 3. Уезды: Онежский, Кемский и Кольский. Архангельск. 1898. С. 112.

(17) Фруменков Г.Г. Соловецкий монастырь и оборона Поморья в XVI—XIX вв. Архангельск. 1975. С. 64-65.

(18) Согласно книге Н.П. Крадина «Русское деревянное оборонное зодчество» (М. 1988) тараса – ячейка внутри крепостной ограды, образованная двумя продольными и двумя поперечными бревенчатыми стенами и засыпанная землёй и камнем. Крепостная стена, устроенная подобным образом, называлась «рубленной тарасами.

(19) Фруменков Г.Г. Указ. соч. С. 64-65.

(20) Максимов С.В. Собрание сочинений. Т. 9. Год на Севере. Ч. 2 .СПб. 1896.С. 180-181.

(21) Максимов С.В. Там же. С. 181.

(22) Шиши́ — обобщённое название участников преимущественно крестьянского по составу партизанского движения на землях Московского государства против польско-литовско-белорусских войск в период Смутного времению Формировались в основном в центральных и северных районах государства.

(23) Максимов С.В. Указ. соч. С. 181.

(24) Досифей. Географическое, историческое и статистической описание ставропигиального первоклассного Соловецкого монастыря. М. 1853. Ч. 3. № 14. С. 44-52)

(25) Греков Б.Д. Отчет об осмотре архива Соловецкого монастыря // Летопись занятий Археографической комиссии за 1923 -1925 годы/ Вып. 33. Л., 1926. С. 90.

(26) Максимов С.В. Указ. соч. С. 78-79.

(27) Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии. Выпуск 3. Уезды: Онежский, Кемский и Кольский. 1898. Архангельск. С. 112.

(28) Книпович Н. Кемский уезд // Энциклопедический словарь. Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. Т. 14а (28). СПб. 1895. С. 929-930.

(29) Подробнее см.: Вехов Н.В. Мурманская железная дорога // Московский журнал. 2004. № 4. С. 5-12.

(30) По мнению профессора М.А. Кастрена, в середине XIX в. посетившего Кемь, её название есть русифицированное древнее карельское, означающее «большая река». Его выводы подтверждены в XX столетии отечественными исследователями.

(31) Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии. Выпуск 3. Уезды: Онежский, Кемский и Кольский. 1898. Архангельск. С. 112-113.

(32) Максимов С.В. Указ. соч. С. 78.

(33) Очерк путешествия архангельского губернатора А.П. Энгельгардта в Кемский и Кольский уезды в 1895 году. Архангельск. 1895. С. 7-8.

(34) Куспак Н.В. Кемская крепость XVII в. // Народное зодчество. Петрозаводск. 1992. С. 167-176.

(35) Суслов В.В. Путевые заметки о севере России и Норвегии. СПб. 1889. С.. 50.

(36) Островский Д.Н. Путеводитель по северу России (Архангельск. Белое море. Соловецкий монастырь. Мурманский берег. Новая Земля. Печора). СПб. 1898. С. 74.

(37) Михайлов А. Очерки природы и быта Беломорского края России. Охота в лесах Архангельской губернии. СПб. 1868. С. 158-159.

(38) Максимов С.В. Указ. соч. C, 125-128

(39) Рудовая сосна — тип древесины, получающейся от произрастающих на холмах и различных возвышенностях деревьев, предпочитающих каменистую суглинистую или супесчаную почву, с мясо-красным или желтовато-красным ядром. Древесина рудовой сосны смолиста и мелкослойна, обладает достаточно высокой плотностью. Именно благодаря этим качествам такая древесина используется для полых покрытий, конструкций крыш, стен, внутренних перегородок.

(40) Островский Д.Н. Указ. соч. С. 74-76.

(41) Случевский К.К. По северо-западу России. Т. 1. По северу России. СПб. 1897. С. 277-283.

(42) Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии. Выпуск 3. Уезды: Онежский, Кемский и Кольский. 1898. Архангельск. С. 114.

(43) Поездка его преосвященства в Соловецкий монастырь, г. Кемь и Кемский уезд // Архангельские епархиальные ведомости. 1905. № 16. Часть официальная. С. 593-595.

(44) Селение раскинулось в излучине бурной, порожистой реки Шуи. В основе названия и реки, и селения лежат карельские (Šuoju) и финские (Suoju) корни. На «старо-корельском» оно звучит – Syo, что значит болото. Такое название соответствует действительности; река протекает по болотистой местности, а селение Шуере́цкое (карельск. – Šuiku, и финск. – Suiku) стоит на низком месте и также в окружении болот.

(45) Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии. Выпуск 3. Уезды Онежский, Кемский и Кольский. 1898. Архангельск. С. 119.

(46) Селение Сорока стоит у места впадения левого рукава реки Нижний Выг, именуемого рекой Сорокой. Название реки и поселения происходят от изменённого карельского «саари-йоки», что означает — островная река, или река с множеством островов. Название реки Выг предположительно происходит от норвежского vug – впадина, низменность.

(47) Материалы по истории Карелии XII-XVI вв. Под ред. В.Г. Геймана. Петрозаводск 1941. С. 100-101.

(48) Эпштейн Е.М. Г.Р. Державин в Карелии. Петрозаводск. 1987. С. 120-121.

(49) Челищев П.И. Путешествие по Северу России в 1791 году. СПб. 1886. С. 33.

(50) Максимов С.В. Указ. соч. С. 285-286)

(51) Памятная книжка Архангельской губернии на 1912 год. Архангельск. 1912. С. 108-114.

(52) Там же. С. 119.

(53) Из картинок сельдяного промысла в с. Сороке // Известия Архангельского Общества изучения Русского Севера. 1910. №8. С. 28.

(54) Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии. Выпуск 3. Уезды Онежский, Кемский и Кольский. 1898. Архангельск. С. 123-124.

(55) Комиссаров М. Поморское село (Сумский посад). Государственная типография. Тегозеро.1943. С. 4-6.

(56) Там же. С. 3.

(57) Михайлов А. Указ. соч. С. 149-151.

(58) Суслов В.В. Указ. соч. С. 48.

(59) Михайлов А. Указ. соч. С. 151-152.

(60) Лисовский Н.Л. Сумский посад // Энциклопедический словарь. Ф.А. Брокгауз. И.А. Ефрон. Т. 32 (63). СПб. 1901.С. 71-72.

(61) Деволан Франц Павлович – первый инженер в армиях Г.А. Потёмкина и А.В. Суворова, первый архитектор российских городов – Вознесенска, Одессы, Новочеркасска, Тирасполя, Овидиополя и других); строитель первого чугунного моста в Петербурге, первый инженер во главе Ведомства путей сообщения, первый член Комитета министров от этого ведомства; под его руководством были созданы Тихвинская и Мариинская водные системы.

(62) Минкин А., Попов В. Ф.М. Антонов и его проекты // Север. 1973. № 8. С. 111.

(63) Там же. С. 111.

(64) Шидловский А.Ф, Онего-Беломосркий водный путь; его государственное и экономическое значение. Пг. 1915. С. 1-18.

———–

ИСТОЧНИК