Пётр Рябко “Капитан родившийся в рубашке”- 2. У берегов Африки.

Пётр Рябко. 2.У БЕРЕГОВ АФРИКИ .

На СРТМК ( Средний Рыболовный Траулер Морозильный Кормового траления) я сделал несколько рейсов, очень успешных рейсов, к берегам Африки. В моем архиве сохранился приказ №242 от 21.03.1983 г. об итогах работы СРТМК-8147 ; в зоне Исламской Республики Мавритании. Добыча всего- 137,2 %, добыча морепродуктов- 136,9 % финансовый результат +223 тыс.рублей при плановом +38 тысяч.

Мы открыли новый район промысла и новый вид промысла — добычу осьминогов. До этого ни одно из судов Западного бассейна не занималось этим. Из Клайпеды в Мавританию, где уже много лет работали наши средние рыболовные траулеры, было направлено 4 СРТМК (капитаны Дзикас, Ратников,Щербинин, Рябко). Флагманом был назначен я. Обычно флагманом назначался Дзикас, капитан более опытный и с большим стажем, да и на СРТМК я только третий рейс. Но, видимо, мои два успешных рейсов в Сьерра-Леоне решили дело. В период оформления лицензий в порту Нуадибу на борт прибыл представитель японской фирмы, которая будет закупать нашу продукцию. Обычная в таких случаях вежливость сменилась дружелюбием, когда мы выяснили что мы одногодки. Родители Икедо (его имя) умерли от лучевой болезни. Первая жена погибла в автокатастрофе. Он женился повторно на колумбийской женщине. Имеет дочь 5 лет. Обычно люди одного возраста, свидетели одних и тех же исторических событий, переживших их по разному, в разных условиях и идеологиях, легко находят общую тему в разговорах. Однажды, сидя дома у корреспондента ТАСС в Мавритании Бориса Туманова, мы даже вывели с ним гипотезу, что родившиеся в 1938-м — люди немножко особенные и отличаются от родившихся годом-двумя раньше или позже.Новый вид промысла — всегда сложное занятие. Поначалу работа клеилась совсем неважно. Висящий над головами капитанов острый меч — план — портил настроение и нервы, когда мы не могли взять суточной нормы. Все суда работали более-менее одинаково. Один день подъёмы были выше у Дзикаса, другой день – у нас. За двухчасовое траление в трал иногда попадало до 200-300 кг осьминогов и мы были рады. Недалеко от нас работали 3 испанских траулера, меньшие, чем СРТМК. Однажды Дзикас на совете отряда (обмен информации был постоянным на УКВ) сказал, что мы должны говорить о подъёмах трала кодировано:100 кг – А, 200 – М, 300 – С, так как, по его мнению, как только мы имеем подъём 200-300 кг и сообщаем на совете об этом, испанские траулеры подтягиваются к нашим трассам. Я со скепсисом сказал, что вряд ли испанцы понимают русский язык, да и тралы, как я видел, они имеют значительно больше наших, а значит, и уловы у них выше. Но,тем не менее, мы стали говорить кодировано.На следующей неделе недалеко от нас лежал в дрейфе один из испанских траулеров, «Mahabo-11», ремонтировал машину. Это был хороший момент для установления контакта с испанцами, и я на катере отправился на испанское судно, захватив с собой бутылку водки и какие-то сувениры. Капитан-испанец встретил меня очень приветливо. Небольшое знание испанского языка позволило мне разговаривать с ним об общих проблемах промысла. Он был удивительно дружелюбным, показал мне судно от носа до кормы, ознакомил с промысловой схемой. Это меня интересовало больше всего, особенно трал и траловые доски. При мощности главного двигателя в два раза меньше нашей они таскали трал в 2 раза больше нашего, и, естественно, уловы у них были в 2-3 раза больше (я грустно усмехнулся над нашей конспирацией). Испанец, дока дал мне чертёж трала. Я был удивлен такой откровенностью. Попробуй советский капитан сделать то же для испанского, я думаю КГБ обвинил бы его в раскрытии наших служебных секретов. Было странно, что наши конструкторы не удосужились перед экспедицией узнать что-либо о тралах для ловли головоногих, применяемых за границей. Автор трала Дмитриев (очень хороший специалист, давший промысловикам немало тралов для лова рыбы) сотворил своё изделие не очень удачно. Вернувшись к себе на судно, мы с тралмастером Унгулайтисом сели и стали думать, как сделать горизонтальное раскрытие трала большим. Нужны другие доски и перекрой трала. Унгулайтис, один из самых творческих людей, немедленно стал делать новый трал, похожий на испанский. Вскоре трал был готов, а траловые доски мы взяли с БМРТ«Билюнас» (капитан Яков Якубовский). И вот результат: первые уловы – 1400 кг, 1300 кг. Остальные суда отряда стали быстро переделывать тралы по нашему примеру. При заходе на выгрузку в Нуадибу я встретился с директором «Мавсов» (мавритано-советская компания) Дмитренко Сергеем Саввичем и его заместителем Буркалем Иваном Акимовичем. Оба они прекрасные люди. Когда-то мы делали рейс на «Кенгарагсе» в Северное море снимать пресервы жирной североморской сельди (деликатес № 1) с малых рефрижераторных траулеров. Когда выгрузились в Клайпеде, не досчитались 800 банок, которые своровали портовые грузчики, а это большие деньги. Я, понурившись, пошёл в Базу активного морского рыболовства (траулеры были из этой Базы). Рассказал о беде Ивану Акимовичу Буркалю -заместителю начальника Базы по флоту. Он улыбнулся:«Обычная история с деликатесным грузом. Поможем».Иван Акимович дал радиограмму капитанам судов, с которых мы снимали пресервы, с просьбой уменьшить в коносаментах количество банок. Что и было сделано. Спасибо, Иван Акимович! Хорошее мы помним всю жизнь. Дмитренко, которого я встретил впервые, внимательно выслушал меня и пообещал закупить в Лас-Пальмасе траловой дели или даже испанский трал. А доски я предложил взять с испанских судов , стоящих в бухте под арестом уже несколько лет и почти полузатопленных. Буркаль договорился с таможней. Мы подошли к одному из таких судов, лежащего с креном 40 градусов на правый борт. Старший тралмастер с матросом перепрыгнули на «испанца», который мог в любую минуту опрокинуться во время снятия досок. Но всё завершилось благополучно. Мы были ошвартованы к китобойному судну, подаренному Советским Союзом, которое в Мавритании использовалось как патрульное. Это судно было уже заброшено и стояло на якоре, ожидая своей участи быть затонувшим, как многие другие, покинутые испанскими и корейскими экипажами. Радист Загребельный Николай (один из немногих умных евреев радистов, работавших со мной) умудрился исподтишка, когда два мавританских таможенника в моей каюте пили чай и ели специально приготовленный для них обед, перепрыгнуть с электромехаником на борт китобойца и снять с него много нужных запчастей по радио- и электрочасти. «Всё равно это скоро будет под водой», — объяснили они мне, когда я, увидев содеянное, стал было ругать их. Радист исхитрился даже снять полностью передатчик УКВ «Корабль-3».Через полтора часа работы четыре траловые доски с «испанца» были у нас на борту. Выпроводив сытых таможенников, мы отправились на промысел. Лас-Пальмас-город на Канарских островах. Испания.
Испанский трал мы получили вскоре при заходе в Лас-Пальмас. Это было яркое событие в нашей рыбацкой жизни. И результат рейса получился прекрасным. Мы с тралмастером Унгулайтисом пытались запатентовать сделанный нами трал (не копию испанского), но ЦПКБ (Центральное проектно-конструкторское бюро) наставило столько палок в колеса, предотвращая конкуренцию, что в конце концов мы махнули рукой. По правилам на всех иностранных судах, работающих в водах Мавритании, должны находиться несколько граждан этой страны. Сначала к нам прислали одного мавра-контролёра — Ахмеда о-баба Ахеда. Он вышел в море впервые, и его практически ничего не интересовало, только месячные отчеты. Иногда он спускался на палубу после подъема трала-рассматривал осьминогов. Кушал он вместе с командой, ел всё то же, что и экипаж, но кок никогда не давал ему жирной свинины, готовил говядину. Однако рубленные свиные котлеты проходили без проблем.Ни разу не замечали, чтобы он совершал намаз, как полагается истинному мусульманину. Всё изменилось, когда во второй половине рейса к нам прибыл ещё один гражданин Мавритании- Самба. Это был типичный сенегальский негр. Он уже работал матросом несколько лет и немного говорил по-русски. Мы знали что он ел всё и не был набожным. Вдруг мы стали замечать, как наши мавры под вечер, перед заходом солнца, отправляются на бак,садятся на колени на ново-сделанные коврики и начинают усиленно молиться. Это очень показательный пример, когда люди перестают быть собой, если они объединены. Мавры боялись друг друга, ни один из них не хотел показать единоверцу, что он недостаточно усердно молится Аллаху, недостаточно исполняет предписания Корана. Через несколько дней тихо постучались в мою каюту: «Капитан, мы не можем кушать вашего мяса». «Но ведь вам подают говядину», —сказал я. «Вы, наверное, убиваете ваших коров не так, как положено. Вы не спускаете кровь до того, как корова умрёт. Аллах запрещает есть такое мясо. Мы хотели бы кушать только курятину», — попросили мавры. Но куриный день на судах был только один раз в неделю — по воскресеньям. «Хорошо, – ответил я, — ждите очередного захода в Лас-Пальмас, где мы сможем закупить для вас курятину. А пока употребляйте рыбу и осьминогов». Но им хотелось мяса, и они опять перестали быть чересчур ретивыми верующими.
С прибытием второго мавританца возникла ещё одна проблема. У нас на борту находился гражданин Южной Кореи, контролёр японской фирмы Йенг Сен, он жил в каюте с мавританцем. Между ними никогда не было разногласий. Кореец посмеивался над мавром: «Кушает да спит, спит да кушает». Но когда мы подселили к ним в каюту второго мавра, корейцу стало тяжело. «Я, — говорил он мне, чуть не плача, — имею белую кожу, я работал на испанских, на итальянских судах и никогда не жил вместе с неграми. Переселите меня в другую каюту». Но свободной каюты не было. Весь экипаж переживал, видя эту ситуацию.Хороший человек рефмеханик Славискас пришел ко мне: «Петр Демьянович, давйте корейца ко мне в каюту». Боцман соорудил на диване койку, и мы снова увидели радостно улыбающегося корейца, шагающего по палубе и трясущего в пластиковом пакете живого осьминога, с солью которого он через 15 минут съел в сыром виде.