“Луды не таятся, особо в малу воду…”

Сколько красот вобрал в себя причудливый по форме морской водоем, имя которому Белое море! Перекатывающиеся пенистые волны соленой воды, горящие ярким пламенем закаты, поросшие лишайником гранитные скалы, сложенные из валунов живописные острова. К его низменным, пологим, обрывистым, каменистым берегам дважды в сутки приходит полная, «живая» вода – прилив, и два раза уходит малая, сухая, «куйпога» – отлив. Вздымают волны на море ветры-ветерочки, что приходят с ночи, с лета, с заката… Полуношник, всток, обедник, побережник…

Берега моря имеют свои имена, закрепленные еще на первых географических картах Беломорья: Канинский, Конушинский, Абрамовский, Зимний, Летний, Онежский, Лямицкий, Поморский, Карельский, Кандалакшский, Терский. Глубоко изрезанные, они поражают человеческое воображение своей неописуемой красотой и необычностью очертаний, напоминающих подробно их изучавшим «изображенного на земле в гордом положении морского льва, упершегося двумя своими лапами и поднявшего голову и хвост к небу».[1] Так в письмах академику Н. Я. Озерецковскому описал море Александр Иванович Фомин, собиратель старинных актов и рукописей, совершивший в 1789 году путешествие через Студеное море в Соловецкий монастырь: «Голову оного льва представляет Кандалакской залив или Кандалакская губа; правую и левую лапы, кажут губы Онежская и Двинская; губа Мезенская составляет уродливую выпуклость, несвойственную нижней части тела сего зверя; выход из сего моря в северный Океан, представляет конечное протяжение хвоста или катар; Терской берег изображает поверхнее очерчение сего зверя головы, спины и хвоста. Сим образом видится Белое море на генеральной карте, когда оную пред собою положить, по направлению стран света. Воображаемая голова и хвост протягаются к северу, и первая лежит в стране западной, а последний, относительно к голове, в стране восточной».[2]

Соленый запах накатывающихся на берег волн и крики кружащихся над пеной белоснежных чаек с какой-то невообразимой жадностью захватывают всю тебя полностью, и ты с несколько непонятным чувством читаешь о том, что родные для тебя берега Онежского залива кому-то могли показаться «самыми скучными местами на земной поверхности».* Да, наверное, проезжающему путешественнику, ученому-зоологу и мог наш беломорский берег показаться «скучным и безжизненным», а побережье «сплошь болотом, поросшим жалким лесом». Но не для тех, кто врос в эту землю, где пароходы должны «бросать якорь, Бог знает, как далеко в море», а в Сумском Посаде верст семь нужно «проплыть в карбасе до пароходной стоянки, и когда расходится непогода и по мелкому взморью забегают белые барашки, этот переезд становится очень неприятен и небезопасен».[3]

Наши предки питали нежные чувства к каждому камешку на берегу Белого моря. И любовь эта, неподдельная, искренняя, передалась и последующим поколениям, ибо мы понимаем, что место на земной поверхности, где ты родился и пустил свои корни, не может быть скучным и жалким. Оно может быть только любимым и самым родным на свете. Вскоре, когда подрастая и узнавая все больше и лучше, что не только тебя одну так лелеяло и кормило Студеное море, начинаешь поражаться его истинной щедрости: «Батюшка родной, море Белое»… Не иначе, а именно так величали поморы своего кормильца, которое, как и все в мире, имеет начало.

Учеными В. Я. Бергером и А. Д. Наумовым ярко и образно рассказано о рождении Белого моря после того, как господствовавший многие тысячелетия назад ледник начал «сползать вниз с вершин Скандинавских гор»: «Он срывал слои осадков с коренных пород и отшлифовывал скалы, воздвигал на равнинах моренные гряды, нес на себе и дробил в песок гигантские валуны, выпахивал широкие долины»,[4] оставляя на память о себе бараньи лбы, валуны и многочисленные озера.

Поверхность одного из них, по предположению ученых, была круглый год скована льдом. Когда ледник освободил Горло и «вдоль Терского берега потекла струя соленой морской воды из Баренцева моря»,[5] озеро превратилось в море, на дне которого еще очень долго лежал гигантский ледяной остров. Так, 10 тысяч лет назад на радость поморам родилось море, наше Белое море, по бескрайнему простору которого раскинулись многочисленные живописные беломорские острова. Самые большие, Соловецкие, окруженные лудами, коргами и множеством малых островов, встречают тебя радушно, но молчаливо. История их неразрывной ниточкой протягивается к Карельскому и Поморскому берегам моря, вдоль которого природа проложила целый архипелаг островов: каменистые, покрытые мхом и кустарниками Кузова, Большой Жужмуй, Малый Жужмуй, Мягостров, Кондостров…

Долгое время после образования Студеный Гандвиг обвивал кольцами острова, шлифовал камни, заботился о рыбном царстве, ожидая на свои берега человека, который смог бы освоить обширные водные пространства, организовать морские промыслы. Человек пришел и стал неразрывным целым природной стихии и житейского моря, полюбив которое не мог не исполниться чувством глубокой благодарности к нему – главному кормильцу поморов, колыбели русского мореплавания.

Любовь помора к Белому морю поистине безмерна. Ее выразил он в том числе и в своих поразительно точных, ласкающих слух красивейших словах. Исследования ученых, рассказывающих о языке поморов, похожи на мудрую старинную песню, пронизанную живым поэтическим словом, песню, которую можно слушать бесконечно. В ней удивительным образом сочетаются философия и повседневная жизнь, лиричность и внутреннее напряжение: «Эко сердце, да эко бедное мое…»

«Разлюбезное море наше! На простор океанский выведет, на широкий дальний путь… Распрекрасное, лучше тебя нет. И в тишинке, и в бунте оно – любование… Неоглядно наше Белое… Всех поморов кормит промыслом. Без моря ране было не жить… Вся наша жизнь тут, в ём – и радости, и горюшко…», – читаем в книге выдающейся исследовательницы Русского Севера Ксении Петровны Гемп,[6] бережно собравшей поморские речения в многочисленных поездках по беломорским селениям.

Из «Словаря поморских речений» К. П. Гемп:

«В голомя, голоменный – в открытом море. Голоменны места – памятные. Знакомы они помору-моряку, встречали неоднажды голоменны ветра. Коршик команду даст: береги паруса…

Волок – перешеек между двумя частями моря, удобный для протаскивания по суше малых судов из одной губы в другую. Волоки освоили давно, характер каждого учтен. Где и катки ставили, особо на губах Волоковых…

Корга – каменистая мель или каменистый островок с неровной поверхностью, лишенный растительности. Корги не кошки, завсегда на своем месте, знаешь их, а все идешь сторожко…

Луда – каменистый островок, почти лишенный растительности. Бережными воротами срединой в прави видно луды сухие… Луды не таятся, особо в малу воду…»[7]

 Светлана Кошкина

_________________________

———-