Виктор Каншиев. Детство

Сальнаволок. Фото С. Кошкиной

_________________

Помню себя с трех лет. Сальнаволок. Большая пустая изба. Мать посадила на печь.

– Не слезай, упадешь. Да и холодно на полу. Я быстро…

На печи полумрак. В картонной коробке у стены котята с только что открывшимися глазами. Беру одного, кладу себе на колени. Малыш дергается, припадает к теплой ноге и затихает. Рядом на стене большие овечьи ножницы. Я уже видел, как ими стригут овец. Достаю инструмент, открываю. Закрываются ножницы с легким лязгом, раз и другой.

Вскрикивает котенок. Четко понимаю: делаю что-то не то. Ножницы на гвозде, у котенка нет пол- уха. Появляются две-три капельки крови. Кровь эта уже у меня на руках.

Вошедшая мать охает:

– Что с тобой?

Объясняю. Осмотрев котенка, мама вздыхает:

– Ну вот, будет теперь у тебя приятель без уха.

В избе нашей пусто и скучно. В военные годы рыба ловилась, и люди жили хорошо. После войны рыба не ловится, колхозники живут за счет своих хозяйств. Каждый вечер папа приносит с моря две больших миски мальков. Одну миску мама продает, чтобы купить хлеба, остальную рыбу мы варим. Папа часто выпивает, на мамины упреки говорит:

– Все пропью! Гармонь оставлю…

Но гармони у папы нет. Нет ни коровы, ни козы, ни овцы. Есть шрамы от осколков, флотский китель, да медали «За оборону Заполярья».

Беременная мама ушла от папы в город. Устроилась на лесопильный завод.

В городе мы живем у бабани Андреевны, в заднюшке. Комнатушка маленькая. Перед окнами темный глухой забор. За забором – темный дом. В нем живет лесник Гавкин. Я его никогда не видел, но Сережа Куземчиков говорил, что этот Гавкин ходит по лесу и убивает медведей. Ничего интересного в городе нет. Кино только про Чапаева… Но мать на кино денег не дает. А в Сальнаволоке – там все! Там БОПовский конь Битюг, стреноженный, по берегу ходит, траву щиплет. Там Федя-багула со своей бригадой в амбаре. Он режет острым ножом красную семгу на большие куски. А сын его Борька, сам в рваных штанах, отвернувшись к стене, говорит, кому какой кусок отдать. Там дядя Макар достает из моторки сети и выпутывает из них крупных камбал, и камбалы эти прыгают в большой корзине. Там Анна Игнатьевна Маллюкова грузит с амбара в карбас тюки с анфельцией и везет их под паруском в город. А потом из этой «туры» делают мармелад. Там у Шурки Иванова пароход с мотором. Резина от носа до кормы и жестяной винт. Если тот винт долго вращать и потом опустить судно на воду, то пароход плывет сам, даже против ветра. Да что там! В Сальнаволоке даже конфеты и рубли дают просто так на Пасху. Валерка Петров говорил:

– Надо только накопить яиц и ходить по бабаням да по батаням. Христосоваться. Пришел, достаешь яйцо:

– Христос воскрес!

Батаня радешенька:

– Воистину воскрес!

И раз тебе горсть конфет али рубель да стряпни всякой. И так хорошо делается и тепло на весеннем солнышке. Куда городу до Сальнаволока.

А вообще-то Сальнаволокскому колхозу «Заветы Ильича» не везет. Очередной председатель по пьянке утопил колхозного коня. Неделю не просыхает, ходит по деревне, продает мясо несчастного утопленника. Прикатило начальство, грядут перевыборы. Колхозницы у магазина судачат:

– Кого выбирать будем?

– Без нас выберут… Наше дело – молчи громче!

А Любава Батакова, при всем начальстве, возьми и брякни:

– А не будет толку! Не осенено место Духом Святым! Вот вам и все…

На крыльце магазина, возле матери, горько плачет девочка. Светлые косички, выцветшее платьице. Ее подружка Катя, с кем рядом живут, сидят за одной партой, едет в пионерский лагерь. Свету не берут. Хотя она ходит в звеньевых и учится лучше Кати. Катина мама моет полы в конторе БОПа, а мама Светы – колхозница. Сказали:

– Не положено…

Славка Петров – мой приятель. Мы с одного года, но Славка бойчей. Отец его Федя-багула, свирепый, горластый мужик, а никто его в семье и не боится. Мать, тихая, работящая, успевает все: доить, варить, стирать, кормить и сопли вытирать. У Славки пятеро братьев и сестра. Есть у них еще бабушка. Старшие с весны до сенокоса на море, достают анфельцию. Славка дома, помогает бабушке «воевать» с тремя малыми.

Мы ходим на отливе в Шиженское устье собирать водоросли. С мешками из сетного полотна бредем по теплой няше. «Пятачки» подымая, дорожки мути носятся в лужах. Славка раз за разом нагибается и достает из-под ступни маленьких камбалешек. К моим ногам не льнет ни одна рыбешка. Немного обидно. Славка с полувзгляда «просекает» ситуацию.

– Что ты, как столб, стоишь, ноги в няше. Ты носок-то подымай, чтоб было пятачку куда зайти.

В первой же луже достаю рыбешку.

– Обрыбился! – смеется Славка.

Набрав по мешку анфельции, назад бредем по прибывающей воде. В деревне Славкина бабушка стоит на щелье, смотрит из-под руки в сторону Кузестрова. Поветерье, больше полводы прибыло. Появляется наконец родной парус.

– Слава тебе, Царица Небесная и пресвятой Отче Николай! Славка, неси дрова в байну, наши идут.

В воскресенье у Петровых чей-то день рождения. Отец раздает сыновьям деньги за собранную туру. Достается и Славке. Приятель мой выходит на улицу. А потом происходит чудо. Славка дает мне рубль.

– Бери, это за туру.

Я ошарашен. Не рублем. Жестом. Теперь мы свои. Навсегда. Сосед, сын Маруси – харакки* Толя понимающе кивает, говорит:

– Человеку, чтоб душа его была жива, нужны хлеб, красота и братство.

Виктор Каншиев, г. Беломорск

_____________________

* Харакка – сорока. Карельск.

 

.