Борис ШЕРГИН. Из дневника за февраль 1943 года. Неопубликованное
Очнувшись с утра, вижу в складках половиков, чем окна кутаем, – день белеет. А голова болит от насморка, а насморк – на коленцах всё у печки. На коленцах, чтоб не нагибаться за болезнью головы, да и ссадины от протеза не велят уж к ночи-то стоять. На коленках бегать сподручней, но простудно. Вот с утра-то и поясница, и ноги, и голова, и руки ещё перевязаны, как и у всех в Москве. И братишко лишь к утру уснул. Бьёт его кашель. Валенки развалились, сыро на дворе.
– То-о-ська, нет ли порошка от головы?..
– На порошок, сию минутку, я тебе горчишничек на затылок.
Откашляется он, а кашляет так, что сердце заходится, отдышится, покурит… Половики с окна отвалит. Пойдёт утро, порошки, горчишники, лучину щепать, затоплять, дым как облак опустится.
Богат Бог. Богат дождь.
Между тем, как отняты занавески, и я вижу: донизу оттаяло моё милое оконце. Стёкла чисты, за перекрестием рамы – асфальт в воде, стена дома влево – без снежных карнизов. А отпоть на моих стёклах заслоняет снег. Не зимняя отпоть, не изморозь. И постучал кто-то в сердце: никак весна скоро. Весна в окно будет глядеть! Светлые дожди пойдут. А я люблю дожди! Богат дождь…
И мало ли я в жизни видел дождей, но почему-то к одному грозовому дождю я всегда обращаюсь мыслью. Не «памятью возвращаюсь», а живу этим вот сейчас. Мне годов четырнадцать. Сияющий после грозы полдень. Как трубы радости и победы гремела гроза. Сияя как ангелы, как корабли пролетали тучи, не закрывая солнца. И потоками света лил дождь. Спустилась необыкновенная теплота. Под благодатный сияющий ливень вынесли из дома все цветы… Вот вижу: вымытые широкие деревянные мостки вкруг дома, и точно идут к воротам узорчатые филодендроны, фикусы, розы – гордость матери, лилии – их любили как цветы Благовещения, олеандры, кипарисы (дерево кудрявое дремучее, ароматное, с узловатым стволом – как есть столетнее, а росту – аршин с шапкой).
И гелиотроп, и резеда, и герани, и фуксии. И летние, исполняющие райским благоуханием дом целое лето: махровые левкои, табак.
В этом видении детства эти нежные, благоухающие, скрывающие себя всегда как сказочные феи цветы, идущие из парадного крыльца по тротуару и к воротам, и к саду, и к хлевам, переполнили тогда моё сердце. Но благоухал сад, клумбы палисадников, обстоящие двор наш берёзы, рябины, кусты смородины и малины.
Чуть отгремели трубы, унеслись к морю грозы. В эту пору веют на Севере «горние», от юга, от полдня ветры, с верховьев Двины к морю. И в потоках невещественного радостного света целые хоры птиц. За конюшнями и садом начинались заросшие редким берёзовым лесом участки.
…И всё ликовало, омытое, как бы облагодатствованное. Светлые потоки с неба льют на лицо, плечи, запирают дыхание, уши. Я, ликуя, пляшу с сестрёнкой, босые, в ласковых тёплых ручьях, катящихся по деревянному настилу двора. А в доме открыты все окна, и кисейные занавесочки как голуби или ангелочки влетают и вылетают… Свет и тепло, вода, омывающая ноги, и веселье, подмывающее сердце.
Много светлых картин детства помню я, но вот это виденье богатого дождя открывается обособленно, будто зарница, вспыхнув, покажет всё, всё до последних мелочей: листочки, щепочки. И ещё, когда я вижу реченный день солнца, лазури, дождя и цветов, у меня чувство, что это не произошло когда-то, но что этот день существует посейчас где-то, что это вечнует неизменяемо.
Сейчас уж ночь. Братишко в тщетных соображениях насчёт завтрашнего обеда уснул. Кажется, решил так: одну пачку папирос выдадут, другую выпрошу в счёт следующей выдачи. Папиросы сменяю на свёклу.
(Пока оценок нет)
Загрузка...
