Беломорье – Александр Михайлович Линевский (4)

10

Часа через три во мгле блеснули освещенные окна кемских домов. Тройка исправника остановилась, и фон-Бреверн подбежал к саням Егорки.

— На твоей лошади поеду, — усаживаясь поудобнее в широченных санях, заявил исправник, — моих кучер сведет на кузницу, пристяжная расковалась. У меня сегодня ночевать будешь. Говорят, что я занимаю в Кеми лучшую квартиру, а в Питере в таких лишь мастеровщина живет… Все, брат, в этой дыре погано. Ссылка, одним словом!

— Вот в Архангельске, там богато живут, — нерешительно заметил Егорка, — дома там каменные.

Тоже дыра! Да к тому же там на шею губернатор сядет, вице-губернатор, да много там чинодралов. А здесь, брат, я сам по себе! Кто здесь не знает исправника? Только скучно.

Миновали Попов остров и, проскакав еще пяток верст, въехали в безлюдную улицу, а затем во двор двухэтажного дома, где исправник занимал верхний этаж.

Егорка, как заправский хозяин, хотел сам распрячь лошадь, но исправник нетерпеливо удержал его за локоть.

— Брось мараться, Савватий распряжет, как вернется из кузницы. А тебя я сейчас кое с кем познакомлю.

«Ну, Егор Богданыч, высоко ты залетел! Вот какой почет деньги делают! — думал Егорка, шествуя вслед за позвякивающим шпорами исправником. — К большим господам в гости попал! Держаться тебе, Егор Богданович, надо поаккуратнее!»

Распахнув дверь, хозяин учтиво пропустил его вперед. Егорка очутился в жарко натопленной комнате, обставленной разнообразной мебелью. Но ему не пришлось рассматривать потрепанную и обветшалую or времени обстановку. На пестром диване он увидел освещенную лампой, обложенную подушками женщину в диковинном наряде — плечи барыни были совсем голыми!

— Вовка зовет меня в Поволжье, — женщина не подняла головы от книги. — Это, кажется, лучший выход для нас обоих, — раздраженным голосом продолжала она и замолкла, увидев Егорку.

— Разреши, Софи, представить тебе. Местный промышленник Егор Богданович Богданов, — и, подведя Егорку к дивану, исправник внушительно добавил: — Мадам Софи Блюмкорс.

— Садитесь сюда, Егор Богданович, — внимательно разглядывая парня, проговорила женщина, — расскажите про Себя и про Беломорье! Это, вероятно, очень интересный край, но я почти не выхожу из дома из-за ужаса к этим ветрам и бесконечному снегу, снегу и снегу. — Она вопрошающе взглянула на исправника и продолжала привычную болтовню.

— Егор Богданович приехал фрахтовать судно, — внушительным голосом проговорил исправник, — и я взял на себя миссию познакомить его с судовладельцем. Ночует он у нас. Садись, Егор, и будь как у себя дома.

Осторожно присев на краешек кресла, Егорка продолжал рассматривать декольтированную барыню. «Ну и сахарная баба, — восхищенно думал он, — а барин еще о девках спрашивал! Видать, обожрался добром».

— Ты, вероятно, привез Егора Богдановича мне в подарок? — засмеялась она и закурила тоненькую, как соломинка, пахитоску. — Если бы вы знали, Егор Богданович, как мне здесь скучно! Развеселите меня. Вы ведь хороший?

Софи искренне залюбовалась ладным парнем. Дрогнули уголки ее подкрашенных губ, и это усилило заметные морщинки отцветающего лица. Словно нечаянно положив руку на колено гостя, она почувствовала, как по нему пробежал трепет. Егорка ничего не ответил.

— Я очень много путешествовала, — продолжала Софи, — правда, по Европе, а не по этим заснеженным углам. Но я понимаю, что и они имеют свою прелесть. Расскажите мне про них и про себя! Я чувствую, мы будем друзьями!

Но о чем мог рассказывать парень, сидя вблизи зазывно улыбающейся барыни, которая не снимала руки с его колена?

Оставив Егорку с Софи, исправник ушел распорядиться насчет ужина. За столом водка постепенно разогнала молчаливость Егорки. Когда фон-Бреверн предложил багровому от выпитого вина Егорке покартежничать, тот с бывалым видом стал выкидывать на стол медяки и серебро. Выиграв у гостя сорок копеек, исправник прекратил игру, заявив, что надо ехать на следствие, но что утром он вновь будет дома и отправится с Егоркой к судовладельцу. Барыня пошла проводить исправника, но задержалась в дверях и, взглянув на Егорку, вдруг подмигнула ему совсем так, как это делала гулящая баба Саломанья. «Ой, барынька, — забилось у того сердце, — видать, и ты тоже стосковалась с барином?» Пока ее не было, Егорка вынул круглое зеркальце и торопливо расчесал упругие кольца волос. «Не сравняться барину со мной, он-то белобрысый, а я ровно жеребец вороной», — рассматривал Егорка свое румяное лицо с масляной поволокой в полупьяных глазах. — Не зря барынька с меня глаз но сводит…

— Ну, вот я опять в одиночестве, — вернулась Софи в комнату и направилась к дивану, — но вы будете хорошим, и мне не придется скучать? Когда вернется прислуга, она постелит вам… А пока дома никого нет, давайте болтать! Садитесь. Ну?

Она легла на диван и показала ему на место рядом с собой. Теперь Егорка чувствовал себя как на вечоре. Он сел, тесно прижимаясь к лежащей перед ним женщине. Барыня подвинулась к спинке дивана и с тихим смехом запустила руку в только что расчесанные Егоркины волосы…

В темной спальне Софи вдруг начала осыпать его пощечинами, угрожая обо всем рассказать мужу.

Обалдев от такой неожиданности, Егорка подобрал в сенях одежду, выкинутую ему вслед, кое-как оделся, плюхнулся в сани и погнал лошадь со двора.

На безлюдной улице смятение Егорки усилилась, превращаясь в безотчетный страх перед исправником. «Не такой свинье, как мне, в калашный ряд лезть», — изнывал парень, не понимая, чем он так сильно рассердил барыню.

Выехав из города, Егорка вдруг тоненько, по-бабьи, взвыл и повалился в сани: из пиджака исчезла пачка денег! Он припомнил, что пиджак был выкинут барынькой в сени вместе с прочей одеждой.

Егорка повернул лошадь назад. Но едва он подъехал к воротам и соскочил с саней, как перед ним вырос исправник.

— Ты опять здесь? — свистящим шепотом проговорил он. — Что тебе надо?

— Барии, — Егорка готов был повалиться на колени, — деньги… ведь тысяча!

Он по-мальчишески всхлипнул и, стянув шапку, обтер ею глаза.

— Что ты сделал? Да еще какую-то тысячу требуешь? Я украл у тебя, что ли?

В морозном воздухе раздалось «взж-жиг», и шашка, блеснув над самой головой Егорки, тоненько пропела где-то около уха и вновь свистнула у самой груди, словно грозя проткнуть его.

Егорка оторопело попятился к саням.

— Если, сукин сын, попадешься хоть раз на глаза, зарублю, как собаку… Понял? — фон-Бревери говорил очень тихо, но Егорке казалось, что голос исправника гремит на всю улицу. — Хочешь в остроге сгнить?

Сквозь заиндевевшие окна изб уже виднелись огненные зевы растапливаемых печей, когда у лукьяновского дома остановилась лошадь с тяжело опадающими боками. Распрягала ее перепуганная Настюшка. Сам Егорка разделся, бросился в кровать и только обалдело мычал на все расспросы встревоженных женщин.

.