Андрей Кликачев «Родина капитанов»

Оцените публикацию (Пока оценок нет)
Загрузка...

Уважаемые пользователи краеведческого портала «Поморский берег»,

предлагаем Вашему вниманию подборку фрагментов публикаций,

посвященных Владимиру Ивановичу Воронину (1890-1952),

уроженцу села Сумский Посад, капитану советского ледокольного флота, полярному исследователю.

«В детстве я слышал предание о том, как помор искал свое счастье. Однажды рыбак попал в беду: штормом разброса­ло его сети, разбило карбас. Пришел рыбак к богатому соседу и стал просить помощи, чтобы справить новые ловуш­ки. Но богатому показалось, что ему тесно будет на море, если сосед со своими сыновьями станет промышлять своими ловушками. Он сказал бедняку: «Зачем тебе снасти и карбас? У меня есть лишние. Промышляй ими и кор­мись, а все, что будет сверх того, отдашь мне на новые ловушки».

Бедняку пришлось согласиться. Рабо­тал он так тридцать лет и тайком от богача все откладывал по копеечке, а потом справил-таки и карбас, и ловушки. Да опять беда. К тому времени богач уже в такую силу вошел, что скупил на море все стародавние тони. Тогда рыбак взял своих троих сыновей и пошел искать другое море. Нашел новое море, богатое и рыбой и зверем. Настолько бо­гатое, что хватило бы прокормить целое государство. Но богач прослышал об этом, снарядил целую ватагу своих работников на крепких судах и захватил все тони у рыбака.

Владимир Иванович Воронин. Фото из монографии А.Г. Николаевой «Сквозь льды и штормы» (Архангельск, 2004)

И снова пошел рыбак на своем кар­басе искать море. А тут его с сыновья­ми встретили льды непроходимые, за­стала зима холодная, и скрылось солн­це ясное. Рыбак уже погибать собрался, да вспомнил, что еще дед сказывал, а тому тоже свой дед говорил: если рыбак не забудет родной реки, что вывела его в море, да сохранит в своем бочон­ке хоть каплю воды из той реки и вы­плеснет в воду морскую, приведет она его к родным берегам. Так и сделали помор и его сыновья. Вылили они с ложку пресной воды в соленую воду морскую… И расступились льды, а за ними показалось и солнце красное. От­крылось новое море, а в этом море бо­гатства несметные: рыбы, зверя, пуху лебяжьего, жемчуга яркого — хоть ко­рабли грузи. Набрал рыбак с сыновьями всего, сколько могли унести, и домой повернули. А там и не ждали их, счита­ли погибшими. Вот пришел рыбак с сы­новьями домой, богач и спрашивает его: «Где ходил, да где плавал, соседушка, с чем вернулся после стольких зим пу­тешественник?» Но рыбаку не время было сказывать про свое путешествие. Он зарекся сам и сыновьям строго при­казал не открывать дорогу за льды хо­лодные, пока богач не повыведется…

Предание — не выписка из летописи. Где быль, а где домысел — трудно ска­зать. Но в сказаниях наших предков правды не меньше, чем выдумки.

Наши поморы давно угадывали, что есть путь из Белого моря не только в Баренцево и Атлантику, но и в Тихий океан. И среди тех, кто, добравшись до Новой Земли, пытливо всматривался в бесконечные ледяные пустыни, были и жители старинного села Сумпосада.

Если верно, что Архангельск — ко­лыбель русского коммерческого и воен­ного флота, то у этой колыбели стоял и помор из Сумпосада. Ведь никто иной, как сумский лоцман предотвратил ко­раблекрушение, угрожавшее Петру I во время его путешествия по Белому морю в 1694 году.

А с тех пор, можно сказать, не было ни одного сколько-нибудь значительного похода русских северных мореплавате­лей, в котором не участвовал бы помор из Сумпосада. На ладьях и раншинах сумляне, как и мореходцы из Кеми, Шуерецкого, Сороки, Колежмы, плава­ли к Груманту (Шпицберген), зимовали на Новой Земле, на парусниках огибали Скандинавию, проходили по морям и океанам вокруг всей Европы, чтобы попасть в черноморские порты России. В память об этих славных мореходцах утвердились названия бухт и заливов, островов и рек, открытых при их уча­стии. Но на Восток идти, пробиваться сквозь льды было еще рано, как будто и впрямь поколение за поколением хранили завет старого легендарного помора.

Из века в век поднималась роль сумлян в развитии русского мореплавания. От подвига сумского крестьянина Антипы в конце XVII и начале XVIII века нить морской истории поморского села ведет нас к славе отважных кормщиков Башмакова и Еремина, под управ­лением которых трехмачтовые ладьи несли в северные широты полярных мо­рей вымпела экспедиции Пахтусова и экспедиции академика Бэра. XIX век принес новую славу Сумпосаду.

Известный сумпосадский полярный мореход Федор Иванович Воронин спас в 1874 году австро-венгерскую экспеди­цию в заливе Пуховом. Он 35 лет под­ряд плавал на Новую Землю. И если ему не суждено было пройти на Восток, за Маточкин Шар, то его племянник, Вла­димир Иванович Воронин провел «Сибирякова» в одну навигацию Великим Северным морским путем. Двадцатый век, советская эпоха сделали Сумпосад — родину капитанов — известным всему миру. <…>

***

Капитан дальнего плавания! Кто из поморских ребят не мечтал об этом зва­нии, не рисовал в своем воображении самых радужных картин корабельной жизни. В раннем детстве нам, беломор­ским ребятишкам, капитан казался са­мым счастливым человеком. Еще бы: ведь на фото, которыми богаты стены поморских горниц, мы видели моряков такого звания обязательно в кителе со светлыми пуговицами.

И вдруг такое разочарование. Я уви­дел капитана большого парохода в про­стой тужурке с верхом из нерпичьей шкуры, в шапке-ушанке, какие носят все поморы, в простых сапогах. И это не где-нибудь, а на высоком мостике самого «Юшара», который из-за своей глубокой осадки делает остановку не вблизи нашего села, как другие паро­ходы, а на дальнем рейде.

Произошло это в 1922 году, и капи­тан тот был не кто иной, как Владимир Иванович Воронин. «Юшар» увозил тог­да рыбаков на промысел к Мурману. На его палубе суетились бородатые, кряжистые поморы. Одни укладывали вдоль фальшборта, каждый на опреде­ленное место, бочки, наполненные ве­никами, тарными дощечками, дровами, всем древесным, без чего нельзя обой­тись рыбаку на промысле и чего нет на безлесном мурманском берегу. Другие медленно расхаживали по палубе, широ­ко расставляя ноги, обутые в бахилы с длинными и просторными голенищами. Иные важно сидели на тюках, обшитых мешковиной, на сундуках, ящиках, на кругах из толстых канатов.

В.И. Воронин на капитанском мостике «ловит солнце». Фото из книги А.К. Покровской «Водитель «Седова» (Москва, 1932)

Мы, рыбацкие дети, зуйки, как тогда называли малолетних помощников, гнез­дились на кожухе возле трубы па­рохода. Здесь тепло, отсюда видны половина палубы, красный флаг на кор­ме, длинный шлейф дыма, стелющегося по волнам далеко за судном. Стайки чаек, одна за другой, проносятся над пенящимся потоком зеленоватой воды, взбудораженной винтом парохода. Пти­цы кружат над буруном, стремительно падают в хлопья морской пены, вновь взлетают, перегоняя друг друга. Мы любуемся игрой белых птиц, угадывая, которая из них быстрее окунется в вол­нах, спорим из-за места, хвастаем, кому из нас родители сшили крепче бахилы: ведь без бахил и рыбак — не рыбак.

Капитан подает руку бородатому ры­баку. Тот в расстегнутой куртке, борода развевается по ветру. Доносятся слова капитана:

— Что же, Иван Васильевич, своим хозяйством промышлять будешь?

— Буду, Владимир Иванович, буду, справил елишку, сын вот, видишь, подрос, да и кредитное подмогло.

Кажется, что рыбак мешает капитану командовать. Уже который час пароход идет в открытом море, а капитан не от­дал еще ни одного приказания. А тут еще этот рыбак начал рассказывать, кто из сумлян и с кем вступил в пай на про­мысловый сезон, кто бросил рыбачить, кому зимой подфартило на лове сельди. И, конечно, поклоны, что просили пере­дать капитану его земляки. Этих своеоб­разных поморских приветствий много, мне даже думается, что старик выдумы­вает, о ком бы еще вспомнить, чтобы удлинить перечень посланных пожела­ний «доброго здоровья». Вдруг я вижу: капитан идет к трапу, опускается с мо­стика, и я уже перед ним, — не заметил, как и поднялся в пол-лестницы.

Капитан улыбнулся, чуть-чуть припод­нялись его усы, в глазах блеснули веселые огоньки.

— Что, рыбак, моряком хочешь быть? — сказал он мне. – Ну, иди, иди к штурвальному, он покажет.

…Прошло тринадцать лет. Вновь встретился я с капитаном Ворониным и уже по-настоящему беседую с ним. Рас­сказываю, как был разочарован, когда первый раз увидел настоящего капитана, и он оказался без привлекательной капитанской формы. Он смеется. Возле глаз расходятся морщинки. Его лицо, обветренное, покрытое слабым загаром, становится особенно живым. Усы опять приподнимаются, звучит немного певу­чий и мягкий голос.

— Вы знаете, любознательность поморских детей укрепляет их призвание к морю. Но настоящий моряк выходит не из тех, кто видит только одну романтическую сторону в морской жизни. Работа моряка — трудная, полна всяких неожиданностей. Из поморских ребят именно потому неплохие моряки получаются, что они с малых лет приучаются преодолевать трудности работы на море. — Он улыбается и продолжает: — Видал я и таких моряков, которых треплет морская болезнь, но они ни за что не бросают плавания. Был у нас один такой матрос. Предлагал ему на берег сойти, а он упрашивает: «Не списывайте с судна, ведь я работаю». И верно, работал хорошо. Да так до старости и плавал. Вот как бывает: не тот моряк, кого море не бивало, а тот, кого било, да свалить не могло…

Потом мне еще не раз приходилось беседовать с капитаном Ворониным, но эта первая беседа о поморских ребятах почему-то запомнилась мне лучше всего. Я видел, как радовался Владимир Ива­нович тому, что настает время, когда в рыбацком селе слово «зуек» выходит из употребления, и теперь ребятишкам из поморских сел уже не нужно в стужу и непогоду по 6-8 часов стоять у ларей и красными от холода ручонками отви­вать (распутывать) тюки снасти.

***

Сумский Посад дал 80 капитанов, каждый из которых внес какой-либо вклад в развитие северного мореплава­ния нашей страны. Это — не преувели­чение. В этом старинном рыбацком селе пятьдесят лет существовало мореходное училище. Оно выпускало штурманов ма­лого (каботажного) плавания, но выпуск­ники его после известного срока имели возможность продолжить образование в Архангельском шкиперском училище и после окончания его получить звание штурмана дальнего плавания.

В мореходное училище принимались, главным образом, сыновья судовладель­цев, а также дети моряков — служащих морского флота. В Сумпосадскую же «мореходку», кроме того, попадали и сыновья рыбаков, тех, кто был в состоя­нии платить за обучение. Но если выпускники училища — дети судовла­дельцев и других богатеев, получив на­следство и став хозяевами, прекращали плавание в качестве постоянных судово­дителей и больше увлекались торговой коммерцией, то для капитанов из рыба­ков мореплавание становилось постоян­ной профессией. И нет ничего удиви­тельного в том, что видные судоводители-сумляне вышли из рыбацкой среды, из тех юношей, для которых первой ступенью мореплавания было хождение на море в нелестном, но многозначи­тельном «звании» зуйка.

Так начинали свою морскую жизнь и Владимир Иванович Воронин, и все его пять братьев, так начиналась она у капитанов Г.А. Шлыкова, у Влади­мира и Садокла Ереминых, у М.Н. Евтюкова. Так пришла морская профессия к капитану дальнего плавания Якову Максимовичу Евтюкову». <…>

Источник: Кликачев, А. Родина капитанов / Андрей Кликачев // На рубеже. – 1959. — №2. – С. 101-106.

.