Алексей Иванович

Предлагаем читателям поэму поэта Беломорья Владимира Лежнева.

Публикуется в сети интернета впервые.

Алексей Иванович

поэма

 

Два леска соединяет строго
Ёлочек болотных ровный строй.
Вдоль него железная дорога
Устремилась к северу стрелой.

Устремилась к морю-океану
Через тундру, сопки да леса.
Я на кромку океана стану,
Посмотрю со скал на небеса.

Посмотрю на Баренцево море,
На морские дали с трёх сторон,
Где седые волны на просторе
Ходят, издавая гулкий стон.

Здесь начало матушки России,
Здесь ветра буянят круглый год,
Здесь когда-то паруса косые
Поднимал отчаянный народ.

Поднимал… А вдруг и я увижу
Тот народ на пенистой волне.
Разгляжу я рыбаков поближе
С брызгами и солью на спине.

Может быть, и деда я замечу…
Уж не он ли, сгорбившись, сидит
И с наживкой ярус в воду мечет,
Да с опаской на восток глядит?

Точно, он! Ты, ветерок, на милость
Отступи, дай дело завершить!
Лишь бы уда с удой не сцепилась.
Ты уж, дед, родимый, не спеши!

Как на грех, случилась неудача:
Впилась уда в палец до кости…
Надо же, какая незадача…
Дед кричит: «Табань, не смей грести!»

А на небе туча выползает.
Волны хлещут с силой в правый борт.
Дед из пальца уду вырезает…
И идёт вперёд весельный бот.

Только бы успеть, шепчу, молю я:
«Господи! Помилуй! Помоги!»
Вижу, как в волнах сокрылась тулья
Шляпы. Дед, сдаваться не моги!

И услышал Бог мою молитву,
Пособил, дал ярус дометать.
Ветер, на мгновение утихнув,
Тут же начал силу набирать.

Развернулось судно носом в берег,
Слева бьют свинцовые валы.
Сердце беспокоится, но верит
В то, что люди будут спасены.

Я смотрю, и чую радость!
Бегаю, на месте не стою…
Сто шагов до рыбаков осталось!
Ближе, ближе, руку подаю…

«Здравствуйте, – кричу, – я внук помора,
Я не видел деда никогда!
Вот моя рука, твоя опора,
Дедушка, ну, как твоя рука?»

Выстал дед из карбаса на берег,
Кормовое выкинул весло,
Горбится, шагами землю мерит.
Ох, не сладко это ремесло.

Не взглянул и не остановился,
Капли крови капают в сапог…
«Где же бинт, – кричу, – у вас хранится?»
Сам перешагнул через порог.

Дед махнул, есть чистая тряпица,
Посмотри, под нарами в мешке…
Знаю, кровь людская – не водица,
Кровь уйдёт, и жизнь на волоске.

Тут напарник дал совет известный:
«Надобно бы рану помочить…»
Или сполоснуть водою пресной.
Дед сказал: «Не вам меня учить!

Завяжи скорее, да потуже, –
Бросил он, – Лонись у мужика
Оторвало палец, (было хуже)
Напрочь, до второго козенка…»

Обработав рану всем, что было,
Затопили печку, дым вьюном.
За стеною зябко и уныло,
Замаячил вечер за окном.

Ужин без особинки, но сытный:
(С рыбьим жиром каша в котелке)
Не доеден, тряпкою накрытый,
На столе дощатом в уголке.

Сон сморил рыбацкую бригаду
Стан утих, лишь только печь поёт.
Думы друг за другом ходят кряду,
Жди, не жди, а сон всё не идёт.

Нет, не спится мне и не лежится.
Выйду к морю, ветерок свистит.
Ночь бела, как девица, стыдится,
Прячется, за сопками стоит.

Как же так, ловлю себя на мысли,
Дед ведь мой давно в земле лежит…
Ну, а тут такие виды вышли:
Знать, со мною память говорит?

Да, читатель, плод воображений
Мне всю жизнь покоя не даёт.
Нить, канва и череда видений
Всё к повествованию ведёт.

Памятны отцовские рассказы,
Крутятся в бессонной голове.
Да! Я деда не видал ни разу,
Но ведь жизнь его известна мне.

Он родился в год семидесятый
Как и Ленин, в позапрошлый век.
Жил, как все, невзгодами объятый,
Православный божий имярек.

Дом срубил, а как же быть иначе?
Не последним и в работе был.
Много лет на Мурмане рыбачил,
И на море Белом сельдь ловил.

Был соседом для других невредным,
Сапоги тянул, да дратвой шил.
Верил в Бога, был супруге верным,
Только в церковь часто не ходил.

И случалось, выпивал, а как же
Для «сугрева», кто тогда не пил.
Матерно словечко если скажет,
То без злобы, тут же отходил.

А ещё любил мой дед гармошку!
Эх! Бывало, развернув меха,
Запоёт про ягоду морошку.
До чего же песня хороша!

Да ещё задорную частушку,
Как дружок, Михайло Бурлаков,
После бани часто на просушку
Выходил в рубахе, без портков.

Вечерами бороду погладит,
Когда месяц на небе взойдёт,
Песню самодельную заладит,
Ровно, во весь голос запоёт:

«А я молодец по бережку ходил,
Буйный ветер не ругал, да не бранил,
Буйный ветер не ругал, да не бранил
В заветерье лодку-карбас заводил.

Уж ты, сиверко-разбойник, ветерок,
Развернись на побережник да на всток.
Развернись на побережник да на всток.
Не гаси-ко мой игривый костерок.

Дай мне молодцу поесть, попировать,
Да ушицы свежей, тёплой похлебать,
Да ушицы свежей, тёплой похлебать,
Дай на камушке у моря подремать.

Отгони прибой от ног, от бережка,
Нагони в ловушку кумжу да сижка,
Нагони в ловушку кумжу да сижка,
Да порадуй меня молодца-дружка».

Жизнь текла и прожито немало,
Замуж выдал старших дочерей.
И в году, когда жены не стало,
Дед не запил, а вступил в артель.

На море его уже не брали
Был он в ранге пожилых людей,
Но порой заданья выдавали:
Сбрую подлатать для лошадей.

Зúмами чинил с дружком мерёжи,
Старшего внучонка брал с собой.
Может быть, и дед подольше б пожил,
Да нарушен был его покой.

Не скажу, когда его не стало,
Только знаю, что была война,
И его с Сорокского вокзала
В дальний путь отправила она.

Навсегда. Железною дорогой
Укатил гражданский эшелон
И в Тавде, заснеженной, далёкой,
Дед в безвестном месте погребён.

Вот и всё. Конец повествованью.
Но в глазах всё тот же утлый бот,
Уда с окровавленною дланью
И длиннющий ярус-перемёт…
_____________________

Всток – восточный ветер.
Заветерь – место, прикрытое от ветра.
Козенок – сустав пальца рук.
Лонись – прошлый год.
Побережник – северо-западный ветер.
Кумжа – рыба из семейства лососёвых.
Сорокский вокзал – ныне вокзал г. Беломорска.
***