Как я ходил в Унежму и вернулся обратно
Публикация Информационного портала «К2000 – Русский Север»
Автор: Николай Телегин
2016
Те же фото, на которых изображён я и «Таня
( РУССКИЙ СЕВЕР. ПОМОРЬЕ. Поход в июне 2015 года)
Наша Унежма деревня
Дикая предикая,
Всё что в Унежме и есть-
Варака Великая!
«Унежма – название финноугорское: «ма»- земля, «уйнее»-увидеть,
заметить, хорошо просматривать.» ( Харлин Л.А. «Поморы-промыслы» )
С дюжину лет назад, когда я только начинал путешествовать по Русскому Северу, некоторые места казались мне абсолютно недоступными – Варзуга, Мезень, Усть Цильма, Муезеро, Соезерская Пустынь… Входила в этот список и Унежма. Видел много старых фотографий Никольской церкви, читал статьи, рассматривал карты и казалось это всё очень привлекательным, но дюже труднодоступным. Прошли годы и многое из того, что хотел увидеть, я увидел – пришёл черёд и этого поморского села. Судя по последним фотографиям нужно было спешить, так как состояние храма стало более чем удручающим и не было никакой уверенности, что «куб» не рухнет в любую минуту. Решил спланировать маршрут 2015 года по Онеге и добраться таки до этой отдалённой точки на карте!
Началось всё плохо- умерла Марина Котцова. Никогда с ней не встречался, не общался лично, но пара лет общения в интернете тоже что-то значат. Уроженка Унежмы, она многие вещи растолковала мне, объяснила на пальцах, в чём-то успокоила, где-то попугала, а главное, дала возможность увидеть не только фотографии села, но и дороги к нему, морского берега, варак, брошенных домов… Отпуски наши не совпадали недели на две и пересечься мы никак не могли,но болтали – разговор шёл уже о том, что она даст ключи от своего дома и вдруг, в середине мая, исчезла. Я ей писал, ждал появления в сети , пока на её странице не появилось сообщения, что такого человека больше нет.
Решили ехать через Москву и Вологду- только там можно сесть на поезд «Вологда-Мурманск», который останавливается на станции (не путать с самой деревней) Унежма. На этом же поезде должен был приехать в прицепном вагоне и Гинтарас из Архангельска. Компания собралась не шибко большой – моя семья (жена и дочь), Таня Шапошникова ( давняя спутница, хорошая и красивая девица с некоторыми тараканами в голове) и интернет-знакомец Гинтарас Шлекта ( уроженец Архангельска из обрусевших прибалтов- то ли латыш, то ли литовец ). В Вологду мы приехали ранним утром, уже ошалевшие от крупной неудачи- по изначальному планы должны были по дороге в столицу заскочить в Серпухов, что бы посмотреть клетскую церковь в деревне Васильево, да билеты покупали в мае, а сгорела она за неделю до нашего приезда. На шок от утраты такого ценнейшего храма 17 века наложилось то, что в Серпухове мы замешкались- пошли в древний Высоцкий монастырь, где находится икона «Неутолимая чаша» кодирующая от алкоголизма) и опоздали на поезд. В Вологду на наше счастье шёл ещё один удобный поезд, но плацкартных мест там не было и пришлось брать купе, учитывая, что при сдаче билетов мы потеряли приличные деньги, это выбило значительную брешь в нашем бюджете.
Вологда – станция Унежма
Вологда прекрасна даже для озлобленных на свою судьбу людей! Невыспавшиеся мы бродили по безлюдной в семь часов утра соборной площади и поражались величию и гармонии этого архитектурного комплекса. Очень мешали только повсеместные ларьки и прилавки- мы попали прямо в день крупного фестиваля народного творчества, но предвкушение посмотреть на мастеров и их изделия компенсировали полную невозможность сделать хоть один нормальный кадр вологодской Софии. Пока безлюдье решили смотаться в музей народного быта и этнографии Семёнково, где на меня здорово наорала бабушка-божий одуванчик, за то что я нагло фотографировал росписи в доме в котором она работает смотрителем. Бегом обежав Семёнково поехали в Вологду, побродили по шумной ярмарке, купили какую то войлочную игрушку, полюбовались на старинный «москвич» который выглядел ну прямо таки как «Антилопа Гну», забрались трепеща и задыхаясь на колокольню и рванули на автостанцию, так как сдали рюкзаки на хранение именно туда по причине тамошней демпинговой цены по сравнению с расценками «РЖД». В 15-30 загрузились в поезд и так началось наше первое приключение поездки 2015 года.
Ехали мы долго, а спалось плохо. С раздражением посматривал в окно- не врал Гидромецентр, который уже пару недель доказывал мне, что в Архангельской области ежедневно идут дожди- лужи и грязь лишь подтверждали их недобрые предупреждения. Беда крылась в том, что нам предстояло пройти 25 километров по болотам, которые и в засушливые то годы всех радовали сыростью и хлябями земными…..
Где то в 6-30 мы приехали в Вонгуду, там сошли жена моя и дочь- как особи слабые они были отправлены ждать нас на Кий остров. Были опасения, что уехать со станции до города они не смогут и были запасены телефоны такси, но прямо рядом с вагонами сгрудилась дюжина автомобилей- люди встречали близких. Мои сели буквально в первую машину к которой подошли ( заплатили 200 р, а вот такси обошлось бы в 500) . Мы же ехали дальше. Не спалось- и сон сбился и лужи повсеместные здорово наводили тоску. После Малошуйки и вовсе стало не до сна ( первой страшилкой в путеводителе к Унежме, которым мы пользовались с сайта «Страна наоборот» было как раз предупреждение, что пропустить нужную станцию очень легко. ведь это полустанок, на котором поезд стоит лишь минуту). После Сулозеро мы перебрались в тамбур и приготовились десантироваться. Остановились, выскочили, вагончик тронулся и нам предстали небольшой вокзальчик и ковыляющий по шпалам одинокий Гинтарас. Там и познакомились.
По болотам. Дорога в Унежму
Станция Унежма представляет из себя небольшое техническое здание в котором уместились и «касса» и электромеханические службы. Бросили рюкзаки рядом с лавочкой и начали ориентироваться – выяснили во сколько отходят дежурки на Малошуйку (примерно в час и в 3 ночи), у мужиков выведали, где начинается тропа к селу и начали думать что делать с вещами. Тащить всё не было абсолютно никакого смысла – ненужное решили оставить в посёлке. Гинтарас почему-то оставлять ничего своего не решил и тащил весь свой рюкзак и часть харчей, а мы с Таней решили, что переложим в мой рюк минимум вещей и обуви, продукты , воду и потащу его я. Она же понесёт небольшой рюкзачок с моей фото и видеоаппаратурой. Всё остальное свалили кучей у какого-то мужика в сарае и своей могучей кучкой пошли искать тропу. Найти её было не сложно – хлипкий мостик лежал над дренажной канавой. Одержимый бредовым оптимизмом я сделал несколько шагов по траве и получил за это мокрые кроссовки. Все переобулись в сапоги и двинулись по тропе. Через сотню метров она вышла на болото.
Мы с Таней люди лесостепные и по болотам никогда не ходили, а вот Гинтарас вполне – он показал на виды кочек, на которые нужно наступать, на ровные участки мха, которые нужно обходить, дал ещё кое-какие советы и мы тронулись. Я выломал себе батожок и какое-то время тыкал им в кочки на проверку надёжности – скоро это надоело ибо было бессмысленно. Идти было трудно и очень непривычно. Но первым упал всё-таки Гинтарас – что то у него под ногой или треснуло или ушло в сторону и он грузно рухнул на правый бок, нелепо задрав вверх руку с фотоаппаратом.
Ходить по болотам трудно! Нужно выискивать куда поставить ногу, прыгать с кочки на кочку, на каждом шагу нога по щиколотку уходит в воду и её приходится задирать и вытаскивать. Тропа разветвлялась на десятки рукавов и хоть все они шли примерно в одном направлении, было не совсем понятно, а туда ли мы идём? Причём на сами тропы ноги ставить было нельзя – они представляли из себя просто канавки заполненные водой. Идти нужно было или по бровкам, то балансируя как по канату, то широко раздвинув ноги и ставя каждую на свой бортик. Можно было идти и рядом, но там просто кочковатая поверхность покрытая мхом. Держались мы по возможности близко друг к другу, но девица наша была как-то полна энергии – забегала вперёд, шла какими то своими путями, собирала недоспелую красную морошку. Я наступил таки куда-то не туда и провалился выше колен,
при попытке выбраться только глубже уходил в эту торфяную бездну. Но когда погрузился по пояс движение к центру земли прекратилось – то ли мой зад и рюкзак упёрлись в стенки дыры, то ли ноги достигли дна, я как-то сие и не понял. Я начал орать, звать на помощь. Таня в одиночку вытащить меня не смогла, а пока подошёл Гинтарас я с безумным выражением лица копошился и снимал рюкзак. Если кто задумает ходить по болотам, то пусть знает- под слоем мха никакой земли нет-там вода. Но мох переплетён корнями и создаёт этакую подушку, которая выдерживает даже мои 115 кило + рюкзак. Главное не наступать туда, где слой этот тонок и держаться поближе к чахлым деревьям.
Меня, конечно, не бросили и вытащили. С полными сапогами, промокший насквозь я шёл дальше и всё менее и менее мне нравилась эта идея. А туда ли мы вообще идём?! Куда идут эти тропы? Почему не допустить, что это просто следы сборщиков ягод? Путеводитель вроде всё растолковывал, но окоём, лишённый каких либо особых ориентиров, не внушал оптимизма. Вскоре слева по ходу замаячили какие-то холмики, которые кто-то окрестил маленькими сопочками (www.strana-naoborot.com/Unezhma/un_road.htm ).
По сопочкам бежали ниточки тропок и хоть приходилось перелазить через упавшие деревья, чувствовать под ногами твердь было счастьем!!! Там я наконец вылил воду из сапогов и мы смогли хоть присесть и отдохнуть. После холмиков нас ждало такое же болото и видит Бог – если бы я был один , повернул бы обратно. Постепенно болото начало становиться менее болотистым и мы смогли устроить второй привал. На нём случился инцидент, здорово испортивший мне всю последующую поездку – уважаемая мною Шапошникова, не желая сидеть попой на сырой траве, небрежно сбросила рюкзак со всей моей фотоаппаратурой и смачно так плюхнулась на него! Я поступил нехорошо – рывком сорвал её с сухого ложа и начал орать. Она, конечно. начала орать в ответ о том, что я не джентльмен и вообще грубый скот, а с дамами так обращаться нельзя и можно было просто попросить…. Пропуская все эти её тирады мимо своих ушей я судорожно проверял содержимое рюкзачка – ничего расплющенного не нашлось, вот только шестерни зума на объективе, который стоит, как три с половиной моих зарплаты, Танюша своим не хилым весом выбила и зум заклинило на широком фокусе. Все три недели поездки, каждый раз доставая фотоаппарат я думал о ней такое, что «неджентльмен» был лишь детским лепетом. В общем поругались здорово и помирились только когда вышли на зимник – это была настоящая земля!!!
Зимник длинной дугой огибает болото, которое мы прошли за три часа. Раздолбанная вездеходами колея то поднималась на суховатые пригорки, то опускалась в сыроватые низины. Приходилось переходить в брод какие-то речушки, цепляясь за ветки бочком пробираться между огромными лужами и кустами, рискуя поскользнуться, медленно нащупывать дно и идти по затопленной бровке между рвами колеи.
Попадалось много следов «собак» и «коров», а вот отпечатков медведей, которыми нас все пугали, мы не встретили. Несмотря на июнь прямо на дороге росли огромные подберёзовики. Таня испытывала прямо щенячий восторг и считала своим долгом обязательно если не сорвать то дотронуться рукой до шляпки каждого гиганта и потом вдыхать его грибной дух.
На какой-то развилке решили устроить перекус – достали банку килек в томате, хлеб, ещё какую то нехитрую снедь и, упав на землю, с огромным аппетитом всё умяли за несколько минут.
А вот с водой беда – хоть мы и купили в этот поход три баклажки минералки, решили что хватит двух и была в этом большая ошибка. Прошли где-то половину, а воды почти не осталось….. Отдохнув выбрали левую дорогу – и зря! Через километр и дорога и всё рядом ушло под воду. Тыкая палками в дно и выбирая места повыше пытались пробраться дальше – тут я опять набрал полные сапоги. Но вышли , подошли к какому-то широкому и топкому ручью, через который был сооружён «мост» из сваленной кучи брёвен и веток.
Пред нами предстала обширная поляна на возвышенности, которую напрямик пресекали следы гусениц, путеводитель советовал обойти справа по опушке чернолесья, но сдуру попёрлись напрямую. Это был какой то другой вариант болота – под тонким слоем дёрна была не вода, а липкая грязь. Ноги проваливались в неё, их приходилось выдирать, перепрыгивать через следы тракторов, так как дёрн был вырван ими и нога стразу же по щиколотку утопала в вязкой глине. Вот уж действительно не всегда самое короткое расстояние это отрезок! Выбившись из сил стали забирать вправо и выбрались к опушке. Среди деревцев проходила чёткая тропа и шагать по ней было одно удовольствие. Я не почвовед и не геолог и мне трудно понять как такое может быть – на более высоком месте сырая топь, а в более низком твёрдая земля?!
У реки Унежма
На следующем этапе пути путеводитель «страны наоборот» обещал встречу с лешим, но спустившись в глубокий овраг, мы обнаружили там лишь затопленный участок леса, но врать не буду – место это действительно мрачное какое то, тёмное, нехорошее….
А вот и бурелом!!! По описанию представлялся какой то симпатичный буреломчик с картин передвижников, но то что мы увидели был просто настоящий хаос поваленных и сгоревших деревьев, веток, вывороченных корней. Даже допустить не мог, что вот такое может быть и не на пяточке небольшом, а насколько хватало глаз. Стали обходить справа и вышли, наконец, к реке Унежме! Бог ты мой, после шести часов бесконечных болот и топей пред нами предстала дикая северная река с нормальными берегами. Идти вдоль реки было одно удовольствие – она веселила как то, добавляла сил и на неё просто приятно было смотреть. Через полчаса подошли к интереснейшему месту – порогу Падун. Поперёк русла реки создавая запруду, лежал обкатанный водой гранитный горб. По нему как по мосту можно было перейти на другой берег, а струи воды лишь в нескольких местах переливали через него неглубокими струями. Сбросили рюкзаки, сняли осточертевшие сапоги и повалились прямо на прохладный гранит. Было очень красиво, покойно и совсем не хотелось идти дальше.
Очень хотелось пить, но воды оставалось самую малость и стоило её беречь. Почему-то я так и не решился выпить коричневой торфяной воды из реки, о чём потом здорово жалел, а Гинтарас устроил фотосессию. Снимал, конечно, себя и Таню. Оказалось, что он тащит с собой тяжеленный студийный штатив! Я вяло наблюдал как сначала он один, а потом вдвоём в разных точках Падуна принимали странно томные танцующие позы,
сам же пытался заставить себя выпить речной воды, но понадеялся что скоро будем в селе, а там вроде колодец, там вроде вода… Основательно отдохнув, мы тронулись дальше. Последняя треть пути была самой живописной, но навалилась усталость и начала по-настоящему мучить жажда. Тем не менее, идти рядом с рекой было одно удовольствие. Конечно, и тут приходилось перебираться через ручейки, топкие места, но тропа была чётко видна, справа блестела поверхность воды, а под ногами давилась недоспелая морошка. В одном месте речку перегораживает ещё один падун, но не такой красивый и живописный как первый, зато рядом с ним стоит настоящая охотничья избушка. Помню как в книге «Поэзия Русского Севера» Бодэ превозносил подобный домик по дороге на Порженское, а тут такой же и главное действующий – внутри лежаки, примитивный очаг, спички, бумага для растопки, закопчённый чайник и минимум посуды.
Все дороги обязательно заканчиваются, так и мы вышли на открытую низину в устье реки. Вода довольно бурно шла вверх – начался прилив. Вдалеке на горизонте появилось что-то рукотворное, это над основной застройкой села возвышался куб Никольской церкви – и так стало ошибочно хорошо от мысли, что вот вымучили мы путь и выдюжили! По вездеходной колее с Таней рванули вперёд и шли достаточно бодрым шагом ровно до того места где дорога уходила под воду и появлялась с другой стороны. Попытка перейти вброд была отброшена сразу-глубина приличная, а приливная волна имеет приличный напор. Ещё не почувствовав всю катастрофу положения мы пошли вдоль берега выискивая «камешки по которым Унежму можно перейти». Ничего подобного не было – везде вода, бурля сплошными водоворотами, шла вверх по течению. И тут я впервые понял, что такое настоящий «облом»- вот оно село в километре от нас, но переправиться невозможно, палатки нет, воды нет и надежд на хорошее тоже нет. Подошёл Гинтарас, и мы начали искать землянку, про которую упоминал путеводитель.
Нашли – снаружи выглядит она не очень, но внутри абсолютно приспособлена к ночёвке – несколько дощатых лежаков, огромная промышленного производства буржуйка, стол, посуда, дрова, а главное крыша над головой. Шли мы 9 часов, прилив только начался, и вода начнёт уходить где-то в полночь. На часах было около 7 пополудни. Делать было больше абсолютно нечего. Пока решили не ночевать, а обустраивать быт и при отливе перебраться и дойти до домов и там найти какой ночлег. Главной проблемой была вода. Гинтарас набрал в свой странный котелок речной воды и теперь её нужно было вскипятить. Но печь разжечь никак не получалось! И щепу стругали и дымоход чистили, и разжигали раз пять и раздували огонь до посинения, но бестолку. Сначала пламя бодро съедало растопку, подпаливало палки побольше, но потом обязательно тухло. Вероятно по причине сырости дров и всё же плохой тяги. Решили разжечь костёр рядом с землянкой и это удалось с первой попытки – ветер раздувал пламя и только успевай подкидывать топливо. Тут и настал черёд удивительного китайского герметичного котелка! Зря я не поверил, что котелок герметичный – китайцы не обманули, корректен был и Гинтарас когда предупредил об этом. Казалось бы, герметичный котелок какая это ерунда, оказалось не ерунда!!! Сделан он из нержавейки и похож размером и формой на футляр для немецкого общевойскового противогаза времён ВОВ. А единственная ручка-петелька приварена на крышке и подвесить сие чудо тихоокеанского региона можно только за крышку и это очень важно. Что бы вода закипела быстрее мы поставили его стоймя прямо в середине костра и начали ждать – пить хотелось неимоверно!!! Прошло несколько минут и Гинтарас всех предупредил, что вода сейчас закипит, мы почему-то сделали по паре шагов назад и совершенно не зря – сия посудина наглядно показала всю неудержимую силу пара: раздался хлопок, крышка взлетела метра на два вверх, во все стороны брызнул крутой кипяток и клубы раскалённого пара. Выплеснувшая вода затушила костёр, но внутри бурлили своими 100 градусами пузыри. А вытащить-то из кострища и не за что – ручка улетела вместе с крышкой!!! Но вытащили, конечно, и поставили остывать. Куплю, братцы, бутылку пива тому кто сможет мне растолковать сию логику китайских изобретателей и рационализаторов.
Воду разлили по кружкам и обжигаясь начали пить, а пить то её и невозможно – сплошная соль. Ещё бы-прилив нагнал в русло морской воды и пресная вода вернётся только через 6 часов. Пить было нечего абсолютно. Мой напарник куда-то отошёл и принёс вторую партию воды, как он заверил точно пресной и дождевой, так как набрал он её в колее. На этот раз кипятили долго и без всяких крышек. В котелок нападало пепла и угольков , что сделало её как то ещё пригодной для чая, но не для простого пития. Но это было хоть что-то. Вскипятив несколько котелков воды и перелив её в баклажки, мы запаслись питиём надолго. Повесили сушиться вещи, плотно перекусили, обустроили землянку
и делать нам больше было нечего. Таня достала свой дневник и начала в него что-то строчить. Я запалил спираль от комаров и просто лежал на лежаке, иногда выходя н улицу от безделья и рассматривая вдали желанное село. Унежма в достаточной степени странное поморское село: практически все исторические местные селения располагаются далеко от Белого моря – на берегах рек впадающих туда. Иногда расстояние это в десяток километров. Обусловлено такое их месторасположение именно проблемой пресной воды – только в реке первопоселенцам взять её и было можно, а так же расстояние хоть немного да оберегало от пронзительный штормовых ветров. Сёл, которые стоят буквально на берегу моря единицы! Правда Унежма расположилась довольно комфортно – меж двух высоких каменных холмов (варак) закрывающих её с северо-востока и северо-запада. Вот тут наконец совершу-ка я отступление и поведаю кое что:
Кто такие поморы?
Поморы суть субэтнос русского народа. И сформировала эту группу исключительно промысловая деятельность. Первые поселения русских появились на Белом море ещё в 11-12 веках. Первопроходцами были новгородские банды ушкуйников. Эти лихие ребята в своё время ставили на уши огромные территории – совершали набеги даже на Казань, Западную Сибирь, брали штурмами столицу Золотой Орды Сарай, захватывали города в Швеции, Норвегии, Финляндии, а уж про всякие Костромы , Вятки и Ярославли и говорить нечего. Высокомобильные отряды на ушкуях (особый вид судов длиной до 14 метров и шириной 2,5 метра) совершали набеги и выполняли настоящие военные операции. Влекла их быстрая нажива, но иногда они занимались сопровождением караванов купцов и выполняли военные задачи Господина Великого Новгорода. Дерзкие, грубые, жестокие совершали они набеги и в Заволочье – реку Онегу, Северодвинье, побережье Белого моря. Влекомые рассказами о природных богатствах за ними потянулись купцы для меновой торговли с аборигенами (полумифической чудью белоглазой). А уже за купцами торить туда дорогу стали христианские проповедники, монахи и крестьяне. Выйдя к берегам моря они столкнулись с местным населением, которое занималось рыболовством и промыслом морского зверя. Привнеся на те территории более высокую культуру земледелия, строительства, общественного устройства, переселенцы многое, конечно, переняли и у старожилов. Низкоплодородная земля и плохой климат заставляли искать другие способы пропитания, и выяснилось, что добывать и поставлять в более южные регионы дефицитные там товары выгоднее, чем работать на земле. Это и создало в течение столетий целую культуру поморов.
Надо сделать обязательную оговорку, что далеко не все кто живёт в Поморье поморы! Поморье это огромная территория, включающая в себя площади бассейнов большинства северных рек. Можно найти примеры, когда даже Шенкурск включается в Поморье. Но поморы там конечно не жили. Поморы это группа людей занимавшихся исключительно промыслами, связанными с морем, поэтому и сёл поморских было всего с сотню. Даже Михайло Ломоносов, который хаживал с отцом своим на добычу моржа, никогда себя так не называл, а величался «холмогорским крестьянином».
И вот эта обособленность, оторванность, а главное специфика труда выработали у этих людей черты и обычаи, не бытовавшие больше у русских нигде.
Чем они зарабатывали на жизнь? Да многим – ловля рыбы, промысел морского зверя, транспортировка грузов и по региону и за границу, торговля по региону и с Норвегией, выварка соли. Выварка соли в те времена были очень доходным делом! Это было дело государственной важности. Не имея других источников соли, Русь занималась выпаркой её из рассольных скважин и морской воды. Масштабы добычи соли были настолько колоссальны, что к 18 веку на дрова пустили весь лес на сотни вёрст вокруг солеварниц. И конечно мошенничали – подмешивали в дорогую соль кардёху (известь и мелкие камешки) да в таких масштабах, что Иван Грозный лично в своих указах гневно грозился суровейшими за то наказаниями. Кроме этого северные регионы добывали пушнину – валюту и главную ценность того времени. Добывали бивни мамонтов, жемчуг, моржовые клыки «ценен рыбий зуб» (которые как и бивни вымерших гигантов поставлялись в косторезные мастерские Европы и Азии), слюду, точильные камни, ловчих птиц соколов (о, это была целая индустрия приносившая баснословную прибыль!!! Один кречет стоил столько же, сколько несколько десятков тонн ржи, а товар этот был востребован элитой всего мира того времени. Даже Аристотель Фиораватти – создатель Успенского собора московского Кремля и всей последующей русской архитектуры московской школы, пытался подобрать способы, что бы к соколиному промыслу были допущены европейские дельцы и с целью выяснения обстановки совершивший путешествие по Поморью в 1470х годах).
В 1553 году экспедиция Ричарда Ченслора при попытке найти дорогу в Китай по Ледовитому океану неожиданно для себя оказалась рядом с посадом Нёнокса. К вящему удивлению англичан местный люд объяснил, что земля сия никакой не Китай, а самая что ни на есть Московия. Ченслор был не только первопроходец, но и прожжённый делец. Поняв, что можно получить тут приличные прибыли, дал весточку о своём прибытии Ивану Грозному, чему тот чрезвычайно обрадовался – Россию в тот период окружали совсем не дружелюбные страны – Польша, Швеция, Литва, турки, Орда создавали буквально торговую блокаду и новый торговый путь для торговли с Европой был очень нужен. Смекнул это и Ричард. Иван Четвёртый на радостях разрешил англичанам беспошлинную торговлю по всей Руси. С этими вестями и щедрыми подарками британской короне Ченслор отбыл назад, где основал «Московскую компанию» и начал организовывать торговлю. Во время вторичной его поездки в 1556 году корабль, на котором он плыл, затонул в шторм и великий торговец и первооткрыватель погиб. Но дело его ещё очень долго жило и здравствовало – «Московская компания» была второй по прибыльности после «Вестиндийской» в британском королевстве. Через порт сначала Холмогор, а потом Архангельска проходил практически весь экспорт и импорт России, а это были буквально колоссальные суммы!!! Так оборот одной ярмарки Архангельской, которая и длилась то всего несколько недель, равнялся трети бюджета всей страны. Привозили много, но много и увозили – дёготь, смолы, канифоль, скипидар (сейчас звучит смешно, а ведь до начала нефтедобычи и нефтепереработки именно эти продукты лесохимии были единственными промышленными антисептиками, консервантами, пропитками, герметиками, растворителями), пеньку, лён и продукцию из них (в то время почти вся оснастка британских военных и торговых флотов состояла из русских канатов и верёвок), мёд, воск и конечно меха. К этим товарным потокам присоединились и поморы – перевозили грузы.
Духовная жизнь тоже отличалась своеобразием, вызванным опять же стилем жизни. По сути жизнь помора была цикличной – весной он садился на кочи, карбасы, шняки и уходил на полгода в море. Возвращался лишь поздней осенью с добычей. А часто бывало, что никогда не возвращался. Вот эта оторванность от церковных служб, от общепринятых обрядов, духовных пастырей и большой риск принять внезапную смерть без покаяния вызвали появление исключительно поморских духовных традиций – исповедование друг другу, причащение изюмом, высокую личную набожность, практику обетов (когда человек давал клятву совершить в благодарение Богу какое-то деяние – построить церковь или отработать год в монастыре), установка поклонных крестов и многое другое. Большой отпечаток наложило и близкое соседство с оплотом раскола – Выговской киновией (центром старообрядцев беспоповцев Поморского толка).
————————————————————————————————————
Ну, здравствуй, Унежма!
Нам же, после плотного ужина, мысль переться дальше ночью престала казаться разумной. Добивала усталость, болели мышцы, да и обжились мы в землянке как-то. И хоть стоял самый расцвет белых ночей и темноты ожидать не приходилось, всё равно перспектива шарить в час ночи по деревне в поисках брошенного дома или бани не очень привлекала. Решили спать здесь, а завтра по малой воде перейти вброд реку и дойти, наконец, до Унежмы. Легли мы с Таней на широкий лежак и укрылись одним спальником. Гинтарас примостился на «кровать» около стола. Голые доски к особому комфорту не располагали, но много хуже было то, что все начали замерзать. Нельзя сказать, что в землянке было холодно, но очень высокая влажность брала своё. Одели на себя всё что можно. Отдал спутнице свои спортивные штаны, на себя напялил тельняшку, шерстяной свитер, брезентовку, но всё равно стылость пробирала до костей! А Таня мёрзла буквально – одели её как капусту во что только можно, прижался я к ней, обнял, и никакие эротические мысли меня почему-то не посещали. Через час сдался Гинтарас и лёг с другой стороны Таньки. Не знаю, обнимал он её или не обнимал, но уверен, что никогда ещё она не лежала в окружении таких горячих мужчин…
Проснулся последним – на костре булькало варево, светило солнце, а вода убывала буквально на глазах. Перекусили и вышли к броду. Реку в этом месте пересекает гряда разнокалиберных камней, по которым нам и предстояло пройти, примерно посередине русла возвышается островок, а так было не глубоко, но достаточно сильные потоки воды не могли сделать наши походки уверенными.
Мои спутники достаточно легко преодолели брод и вышли на другой берег, а вот мне с моим разрушенным вестибюлярным аппаратом эта задача оказалась непосильной. Камни скользили и уходили из под ног, всё казалось шатким, предательским и опасным. Дойдя до острова, я понял, что перейти мне дальше конечно суждено, но не с вещами и не сухим. Оставшаяся часть пути была и глубже и сложнее. Позвал Таню и отдал ей рюкзак – она вообще на этой стремнине чувствовала себя комфортнее всех – шла уверенно, не особо пытаясь балансировать и удержать равновесие, я же решил, что мочить сапоги, которые сохли всю ночь, жалко и снял их, и взял в руки , и пошёл аки посуху и упал очень быстро…. Это была вообще большущая ошибка – снять сапоги. Мокрые ноги намного сильнее скользили по обкатанным валунам, ставить их было неудобно, вода их студила. Упал я вероятно красиво – навзничь, в матершине вывернув рот. Зато потом идти стало сразу много легче: абсолютно мокрому мне было по фигу куда становиться, идти или ползти, спешить как-то стало некуда. На берегу вылил воду из многострадальных сапог и озаботился ногой – из небольшой раны сочилась кровь, но на кости прямо на глазах распухала здоровенная лиловая гематома!
Гинтарас сделал доброе дело, сверхплотно замотав шишку рулоным лейкоплыстырем. Вероятно, так и надо было сделать, а может и нет, так как снимая этот лейкопластырь через несколько дней я стиснув зубы эпиллировал у себя целую голень.
Теперь ничего не могло остановить и мы прогулочным шагом направились к домам. Идти по мокрому песку было приятно. Со всех сторон маленькие ручейки сбегали в русло, везде в ямах вода задержалась в лужах, а в них плавали маленькие рыбки, простор, скальные холмы и очень красивые облака дополняли картину. Какой-то тропы к деревне мы не нашли и стали пробиваться через заросли тресты. Первое что я увидел удивительного – это пугало: возвышаясь над тростником оно казалось остатком вымершей цивилизации, но пройдя дальше мы поняли, что тут живут люди – аккуратные грядки окученной картошки, парники, выкошенная трава… Около огорода стоит и колодец – набрав ведро воды, я захлёбываясь и обливаясь пил до тех пор пока не стало плохо. Вода была солоноватая – близость моря сказывалась. А вот тут и наступила кульминация удивления – к нам выбежали дети, много детей! Дети? Здесь?? Откуда??? Как дошли????
Оказалось что в Унежме летом достаточно многолюдно: приезжают несколько потомков унежомов и живут коммуной, сюда же они берут детей своих и родственников и получается небольшой детский сад на природе. Но пешком конечно никто не ходит, а приезжают на гусеничном вездеходе Виктора.
Виктор это местный лесник и «хозяин» села, его главенство и авторитет чувствуется сразу. Не пьёт, строг, выглядит немного хмуро. Первое что он сделал, это потребовал наши документы, мои то остались на станции, а вот у Тани паспорт был. Не знаю, кого заподозрил в нас лесник, но вид официальной бумаги сразу всех успокоил. На лавочке около дома собрались все взрослые – Виктор, Пётр Фёдорович, Наталья и ещё один мужик (запамятовал как его зовут). Впервые в жизни мне пришлось выступить в роли горевестника- сообщил о смерти Марины Котцовой и рассказал что знал.
Удивительно, но в нас сразу же признали курян!!! Понятно, что со своим «гэканьем» мы здорово выделяемся, но допустить мысль о том, что в поморском селе так здорово разбираются в диалектах было трудно, но всё разъяснилось просто – недавно в Унежму заплывала на лодках группа курян, а главное у Натальи жених из Курска! (вроде крановщик, неплохой парень, строят планы, как-то встречаются, созваниваются). Вопрос с ночлегом решился быстро – нам дали ключи от бывшей пекарни переоборудованной под жильё. Особо было озвучено, что ходить тут можно только в сапогах – немеренное количество змей, и действительно все тут были обуты в высокие сапоги. Как то сам собой завязался разговор – им интересны новые люди, нам – всё остальное. Снял мокрую брезентовку, повесил сушиться и сапоги. Нас пригласили в дом, угостили чаем с печеньем из настоящего угольного самовара и всё стало покойно и понятно – я в Унежме и пора в это поверить (кстати ударение ставится на первую букву, а не на вторую как думалось).
Осмотрел дом – как и большинство поморских жилищ он прост и мало украшен. Дом строен привычным «брусом», где под одной крышей и жилые помещения и огромный двухэтажный хоздвор. Жилая большая комната одна и оборудована под проживание значительного количества людей – сколочены двухэтажные нары, всё спартанское, простенькое и без изысков. Электричество от генератора, мобильная связь слабенько, но ловится, добывают люди рыбу, растят овощи для своего потребления, но зимой, конечно, никто в селе не живёт. Вся округа заросла высокой травой и лишь небольшое пространство у дома выкошено, прокошена тропа к морю и к «пекарне». В нашем же жилище обстановка ещё более лапидарная – те же нары, стол и лавки, да печь буржуйка точно такая же как в землянке. Зато есть сухие дрова которые взялись от первой спички и весело потрескивая прибавили окружающему уюта. Сварили крупу с тушёнкой, достали запасы и отобедали, наконец, как белые люди.
Лично у меня в Унежме был только один план – посмотреть и сфотографировать церковь. Пока сохла одежда заняться было особенно и нечем – пошли к хозяевам посидеть и детей пофотографировать (задумал отправить потом по почте). С Наташей и её отцом Петром Фёдоровичем болтали ни о чём, посмотрели парники и грядки, удивились что всё ухожено – помидоры и огурцы даже растут! Погонялись за гадюкой, но не поймали и не убили – юркнула под брёвна соседнего разрушенного дома. А надо сказать, что до Революции здесь проживало 640 человек и стояло 99 дворов на нескольких улицах. Сейчас же пригодных к ночлегу не более шести домов стоящих наособицу друг от друга. Пока мы гонялись за змеями и восхищались завязями помидоров, Виктор с ещё одним мужиком (как же его звали?) вынимали рыбу из рюж и привезли её на тракторе-культиваторе. В основном камбала, порой до неприличия мелкая, порой с мужскую ладонь.
Лежали в ведре и несколько корюшек, так мы выяснили почему их называют ещё «огуречниками» – Таня вытаращив глаза от восторга, как угорелая бегала по двору и нюхала, нюхала, нюхала эту несчастную корюшку! От рыбки шёл чистейший запах свежего огурца с грядки – никаких примесей тины или рыбы. Надо сказать, что и сам я был здорово удивлён, а вот Таня от этого дешёвого чуда была в состоянии наивысшего восторга!
Одежда высохла и одета, сапоги обуты, рюкзак с фотоаппаратурой за плечами – я пробивался сквозь траву к заветной цели. Никольская церковь 1826 года видна из каждой точки села, но подойти к ней не очень просто.
Пока я к ней пробираюсь, совершу-ка второй экскурс на исторические темы:
Исторический экскурс
По преданию первые поселенцы хотели построить деревню выше по реке, но икона св. Николая Чудотворца, которую они привезли с собой, чудесным образом, раз за разом оказывалась около моря. В том месте решили и храм построить и дома свои. Рядом с церковью построили колокольню. Тут нужно добавить ясности – поморские сёла имели особенности отличавшие их от поселений сельскохозяйственных регионов. А главная это обособленность от соседей. Основное сообщение проходило по морю, вокруг редких мест пригодных для проживания простирались бескрайние болота, и сообщение с миром большую часть года было проблемным. Зимой по зимникам можно было съездить к соседям, летом на лодке, но в межсезонье поморские сёла становились недоступными. Конечно связи с соседями поддерживали – ездили в гости, на престольные праздники, женихались… У каждого села был свой норов и обидные клички: так жителей Ворзогор звали «куркашами» ( бедный суп из муки и рыбы), жителей Нименьги за спесь их и богатство прозвали «фараонами», ну а про наших ходила до ужаса неприличная присказка: «Унежомы не крещёны- из п…. багром тащёны». Пахотной земли было мало, недостаточно было и покосов – собирали и рубили болотную траву, осоку и хвощ до поздней осени, а что бы скотина это ела, приходилось добавлять дорогую муку. Поэтому большинство жителей жило морским промыслом, а значит, почти все мужики на полгода были в отъезде – и женщинам приходилось брать на себя не только заботы о хозяйстве, но и инициативы по его управлению. Поэтому поморки были бабами не забитыми, а крепкими на язык, самостоятельными и самодостаточными. Несколько отличался и подбор невесты парню – если в сельскохозяйственных регионах невестка это бесплатная работница, то здесь благосостояние семьи зависело исключительно от промысловой удачи и трудолюбия мужа. Конечно, бабы и овощи растили, и сено косили, за скотом ухаживали и детей растили, но их труд не был так важен для благосостояния семьи как в южных регионах. Посему на первый план выходило не трудолюбие девушки, а её привлекательность, ум, грамотность.
На расстоянии в несколько десятков километров друг от друга стояли крупные поселения и Унежма пожалуй самое малочисленное среди соседей, так в Кушереке жило 1589 человек, в Малошуйке 1293 человека, Ворзогорах 1067, Тамице 1251, Пурнеме 1249 человек. Для такого количества прихожан строились большие храмы, а часто целые комплексы «тройники», а вот в Унежме с её 640 жителями как-то хватало одной церкви. Предшественница существующей сгорела в 1812 году, вместо неё была построена большая часовня и в 1826 году к ней был пристроен алтарь, и она была обращена в церковь с приделами Зосимы и Савватия Соловецких. Самое интересное в ней это покрытие – крыша! Крыта она «кубом». У такого вида завершения есть несколько определений, но проще всего сказать, что она крыта четырёхгранным выпуклым куполом.
Крайне интересно происхождение и ареал бытования таких церквей – во время своих реформ 17 века патриарх Никон, вместе с исправлением священных книг запретил строительство одноглавых шатровых церквей как имеющих языческие формы. Почему он дал им такое определение понять трудно, но в то время именно шатровые деревянные церкви являли собой большинство провинциальных деревянных церквей. С запретом стали считаться и народные зодчие в тот период выработали новые эффектные и ранее не использовавшиеся формы для перекрытия храмов. Так появились многоглавые, кубоватые, крытые «баней» церкви. Или же народ хитрил и продолжал строить шатровые церкви, которые казались народу того времени олицетворением пути вверх к «горнему», но видоизменив их и став делать не один шатёр, а окружив его бочками с четырьмя маленькими главками. Кстати, запрет на строительство шатровых церквей не снят до сих пор, хотя в России сейчас повсеместно строят шатровые храмы. Так вот про «куб»- культовые здания так стали крыть не везде, а только в Поонежье – окрестностях реки Онеги. Поэтому все известные подобные церкви ограничены достаточно малой территорией своего бытования.
По клировым записям и воспоминаниям старожилов можно восстановить последние годы местного церковного прихода: в 1896 году священником тут был 25 летний Василий Лукин Соколов, который закончил курс двухклассного приходского училища. Был и псаломщик. В 1887 году открылась церковно-приходская школа, которая сначала размещалась в съёмных квартирах, но потом было выстроено специальное здание. До 1894 года занятия вёл священник, а потом дочь его Анисья Поликина. На содержание школы местный притч давал 53 рубля. Сам приход был беден и священник жаловался начальству, что «дом холодный и без двора для скота, а церковь утварию совершенно бедна». В 1917 году кружечный сбор дал всего 296 рублей 75 копеек, да ещё продажа свечек (продавали в год 25 пудов). Закрыли церковь в 1930м году, священник жил в Унежме до 1938 года. В церкви сделали клуб – выбросили иконостас, иконы, поставили сцену и стулья. Перед войной клуб перевели в частный дом, а в здании храма сделали склад. Во время ВОВ в здании оборудовали пункт связи и наблюдения, его обслуживали девушки связисты – именно тогда снесли главку. Так же тут находилась усилительная подстанция для связи по «бронзе» (проводам), так как с падением Петрозаводска связь Мурманска с центром проходила именно по этой линии. После войны опять склад, а в годах 80х здание крайне обветшало и его использовали как загон для скота.
Сейчас Никольская церковь представляет из себя полные руины! Сруб повело, крыша в трапезной рухнула и сгнила, полов даже нет остатков, и сам куб непонятно как держится – он просто висит.
Обошёл я вокруг несколько раз, зашёл внутрь трапезной, а вот в молельное помещение так и не решился – страшно.
Рядом мёртвый дом с пустыми окнами и почерневший деревянный знак в память о погибших во время Отечественной унежомах.
————————————————————————————————–
Погода портится. Полька. В гостях
Продолжало светить солнце, но с южной стороны появилось тёмное пятно и оно постепенно увеличивалось в размерах явив собой бескрайнюю грозовую тучу. Предчувствия появились самые нехорошие и я поспешил к дому. Оттуда захватив Шапошникову, рванул к морю – там должны были находиться разломанные лодки, а нам как людям сухопутным это было в диковинку. Действительно рядом с урезом воды хаотично валялись остовы шести лодок с выломанными кормами. Сразу же затеяли фотосессию, а туча увеличивалась буквально на глазах.
Она уже захватила почти всё небо и только на западе оставалось пятно сквозь которое светило солнце. Вот тут случилась красота – над лодками, над Варничной варакой вспыхнули две радуги! Это было невероятно красиво и неожиданно, мы замерли задрав головы с открытыми ртами. А потом радуги враз исчезли, и дохнула на нас волна холодного воздуха, и сразу стало тревожно, холодно и неуютно.
Упала первая капля, затем вторая, потом на нас обрушился ушат воды, и мы сломя голову понеслись в дом. В пекарне было хорошо и тепло.
Потоки воды били косыми струями в окна и дождь был очевидно затяжной- никаких просветов ни в одной стороне. Запертые в четырёх стенах мы как то сразу скисли, но настроение такое продолжалось долго не у всех. Выпили немного спиртного, перекусили и, наконец, появилась возможность познакомиться. Гинтарас очевидно в наглую кадрил Таню: подробно рассказывал про Речь Посполитую, Великое княжество Литовское, Лжедмитриев и Смутное время. Скоро выяснилось, что он занимается бальными танцами. Так и девица наша только недавно бросила ходить в подобный кружок! Что тут началось – на телефоне зазвучали Рио-Риты, танго и фокстроты. Партнёры прижались друг к другу в страстном порыве Бесаме мучо, и каждый старался показаться другому крутым танцором! Я же выглядывал в окна, надеясь увидеть просвет – и всё более впадал в уныние. А эти всё кружили и кружили свои вальсы и, признаюсь, получалось у них средне. Когда понял, что ламбады не дождусь, отвернулся к стене и предался грустным размышлениям: дождь явно скоро не кончится, церковь я посмотрел и сфотографировал, но более ничего не видел и даже на берег моря не вышел, а если ливень и закончится, то всё равно, трава будет мокрой и ходить, кроме как по прокошенным тропам, нереально. Всё это кому-то может показаться терпимым, если не знать главное – завтра в обед по отливу мы должны уйти обратно на станцию. Тут ритм содрогания здания подозрительно участился и я удивлённо повернул голову от стены – посреди комнаты широко размахивал руками одинокий Гинтарас, он высоко прыгал аки папуас и вообще, как Спиноза, ногами кренделя выделывал. Грешным делом решил, что сие народный танец горячих латвийских парней, но оказалось, что классическая полька. Через несколько секунд, вторя, рядом с ним начала прыгать и Татьяна. Всё здание заходило ходуном, но я отвернулся – Господи, какая хрень! Мало что можно придумать более нелепого, чем полька в пекарне на берегу Белого моря.
Когда эти угомонились, мы решили сходить в гости к местным. Взяв бутылку курского бальзама «Стрелецкая степь», который всегда беру для подобных случаев, быстрой пробежкой перебрались к соседям. А там тепло, самовар, варенье, угощенье и все в сборе! Виктор отказался пить сразу, не пила и Наташа, а вот Фёдорыч, мы и тот мужик, имя которого я не запомнил, поститься не стали. Хозяйка подкидывала нам закусь, угощала умеренно, а мы как-то с Петром Фёдоровичем быстро нашли общий язык. Мужик он давно не молодой, не шибко здоровый, вдовец, охотник и любитель поболтать. Помянули Марину, потом уже чокались за здоровье присутствующих и говорили о болячках. Так как их больше всего накопилось у Фёдорыча, то и монолог вёл он. Рассказал, как ему чуть не отрезали врачи ногу, но почему-то передумали и вылечили, про слух плоховатый, зрение, суставы. Совершенно нельзя сказать, что это было скучно. По крайней мере, про княжество Литовское никто слова не сказал.
Разговор переметнулся на охоту и фауну данной местности. Места тут дикие и давно безлюдные – полно волков, лосей, медведей, птицы… Фёдорыч сел на своего конька и начал травить байки. По его словам за свою жизнь он добыл 48 медведей. Не поверил бы, кабы вокруг не сидели люди явно сведущие и на смех его не поднявшие. На вопрос про лосей тот только рукой махнул – без счёту! Перешли на подробности применительно к кулинарии: мясо у медведей мягкое и жирное, жареное оно вполне недурное, но варить его нельзя – не вкусно. А вот лось хорош во всех видах! Как говядина, но понежнее и повкуснее. Наталья куда-то ушла в закуток и, погремев банками, вынесла нам в подарок самодельную тушёнку из лосятины. Сквозь стекло стенок аппетитно просвечивали добрые куски мяса, жир сверху, лавровый листок и перчики. Подарок был принят с огромной благодарностью. На дне оставалось несколько капель бальзама, и мы с дедом его добили, крепко чокнувшись. Очень мне понравился Пётр Фёдорыч, хотя на самом деле никакой он конечно не Фёдорыч, а натуральный Курбангалеев Пётр Фахтулович. Поболтали ещё пяток минут и заторопились восвояси. Приятные, понятные, хорошие, простые люди русской глубинки – одна из причин, почему я так люблю Русский Север.
—————————————————————————————————–
До свидания. Унежма!
Дождь шёл всю ночь, но когда мы проснулись светило солнце. Часа через два нам нужно было начинать собираться и времени было всего ничего. Наскоро глотнув чая побежал к церкви и снял несколько хороших кадров с точек которые наметил ещё вчера, но тогда солнце било в камеру, а сейчас мягко высвечивало сруб слева.
Трава была сырой, но обращать внимание на это не приходилось. Быстрым шагом пошёл на восток к Варничной вараке – рядом с ней когда то стояли варницы, где в цернах вытапливали рассол или морскую воду для получения соли. Очень хотелось найти кладбище
и поклониться могиле последней жительницы Унежмы Куколевой Ольге Григорьевне. Эта женщина с тяжелой судьбой неожиданно стала антирусским знаменем укросми и наших либералов. Когда уже все кто мог уехал, а кто не смог – умер и был похоронен, она в одиночку продолжала жить круглогодично в забытом Богом и людьми селе. Неоднократно предлагали ей переехать в Малошуйку и там дожить среди людей, но она отказывалась и в невероятном одиночестве в занесённом снегом доме зимовала одну зиму за другой. Продукты привозили рыбаки, как могли, помогали с дровами, но немощная старуха, конечно, не могла нормально себя содержать и зимовала в выстуженной избе. Что её здесь держало до последнего? Какие силы и воспоминания?! Умерла она в одиночестве – нашли охотники. И вот эта история Ольги Григорьевны в свободном переложении специфических СМИ превратилась в пример бесчеловечности нашего государства, правительства и вообще повального рабства и деградации русских.
Кладбище я не нашёл. В этом конце села стоят несколько домов нестарых, ничего не выкошено, следов людей совершенно нет. До Варничной не дошёл – просто не было времени, а забрался на пологие склоны вараки Средней – какой-то она предстала уютной, вся покрытая мягким зелёным мхом так и предлагала посидеть и передохнуть. Некоторая сказочность есть в этом месте, да ещё и солнечные лучи пробивали сквозь ветки сосен закрепившихся на камнях и «добро место есть сие». Теперь остались только Великая варака, море,
и надо начинать собирать вещи. До соседней горы метров 500. Там меня поджидал Гинтарас, который торопил и давал на осмотр полчаса. Таня сидела где-то наверху,
и он вызвался к ней проводить. Но здесь природа была абсолютно другой – трещины в скалах, острые углы, болезненно скрученные сосны…. И хотя со стороны эта варака представлялась идеальной полусферой, при близком рассмотрении она оказалась хаотичной и агрессивной. Такое ощущение как будто кто-то вдребезги разбил скорлупу огромного яйца.
Попытался я подняться наверх, но быстро передумал. Наверняка есть пути получше, но здесь приходилось преодолевать хаотичное нагромождение камней, перепрыгивать небольшие расщелины. Передумал и спустился вниз. А ведь на самой вершине столетия стояла часовня (не сохранилась), в которой весной перед путиной совершали религиозные службы перед отправкой рыбаков в море и поминали погибших (смертность у промысловиков была приличная – в 1910 году во время шторма затонула шхуна «Пионер» с 10 рыбаками из Унежмы, да вообще море ежегодно собирало свою скорбную дань). У подножия вараки на небольшом мысу возвышались развалины рыбного склада – очень живописно они смотрелись.
Вообще берег и природа там какая-то очень северная, неуютная и величественная. Окатанные ледником и водой скалы напоминали Кий остров, но тут было всё много более серьёзное, отстранённое, не предназначенное для любования. Но одновременно с этим прекрасное и притягательное.
Среди веток вдалеке замелькали фигурки моих спутников – они спускались. Я наслаждался последними мгновениями этого необычного места и щёлкал кадр за кадром. Но пора и честь знать! Собираться было несложно и быстро. Подошли отдать ключ и попрощаться с хозяевами.
Пожали руки друг другу и тронулись в путь.
—————————————————————————————
И снова по болотам
Совершенно непонятно почему Наталья направила нас не к реке, а посоветовала идти по следам вездехода. Вероятно, потому что сама там не ходила, а только проезжала? Сначала всё было пристойно и просто, но буквально уже метров через 200 приходилось прорываться через заросли травы, а в глубокой колее скопилась вода и по ней не пройдёшь. Скоро стало понятно, что путь мы выбрали неверный и нужно брать вправо к руслу, но между дорогой и руслом несколько сот метров топкого места, заросшего камышом. Идти было очень тяжело не только потому, что дорогу в тресте приходилось буквально пробивать, но и так как под ногами чавкала жижа, которую регулярно просекали какие то канавы. Что это было – природные ручейки или рукотворные дренажные стоки, но под ноги приходилось смотреть постоянно. Канавки иногда узкие, а когда и в метр шириной появлялись в зарослях внезапно и были глубокими. Перепрыгивать их нужно было осторожно, так как берега их не земляные, а торфяные. Но конечно выбрались и быстрым шагом пошли к «камешкам» брода. Я свой рюкзак отдал сразу и перешли мы без эксцессов.
Прошли мимо ставшей родной землянки и быстрым шагом двинули в сторону станции. Конечно, сказывалась усталость от похода сюда, мышцы гудели, но дорога была знакомая и это многое меняло! Дошли до Падуна и не отказали себе в удовольствии полежать и отдохнуть там, прошли место обитания лешего, глиняное болото сразу обогнули по опушке, на зимнике и вовсе стало легко идти.
Я на удивление чувствовал себя полным сил, Таня привычно была самой бодрой, а вот Гинтарас явно устал и отставал. Предложил ему помощь, но он перегружать вещи ко мне отказался и дело это хозяйское. Всю мою бодрость как рукой сняло, едва мы вышли на болото – опять эта бескрайняя равнина без ориентиров, опять хватающий тебя за ноги мох, опять ненадёжные кочки…
На болоте я очень быстро сдал, причём это не фигура речи. Каждый шаг приходилось высоко задирать ногу, переставлять, проваливаться ею в пружинящее ничто. Когда мы дошли до сопочек я был буквально выжат. Упал на землю и полчаса не мог встать, а ведь сопочки даже не половина пути!!! Вероятно, никогда в жизни я не уставал так, а передохнуть негде – под тобой вода. Останавливался отдышаться каждые десять шагов и всех тормозил.Совершенно не бодрым был и Гинтарас, но выглядел получше, а вот девица наша просто поражала своей двужильностью.
Неожиданно вправо с болота нас стала уводить какая-то дорога – когда мы шли сюда её не видели, а тут отчётливо следы колёс машины!!! Это было странно, но шла дорога явно в нужном направлении. Мне это показалось подозрительным, и я сразу всем предложил вернуться и идти по хоженому пути. Откуда здесь машина, откуда дорога? Но вот мы уже идём не по болоту, а по земле – и такой путь явно легче и удобнее, но тогда почему о нём молчит и путеводитель и местные? Что-то тут было не так, и я навязчиво пытался это всем растолковать! Вышли мы в обед, сейчас уже 9 вечера, через три часа отходит дежурка в Малошуйку и если эта дорога тупик и ловушка, то нам придётся возвращаться назад, и мы потратим совсем не лишнее время. К тому же я не чувствовал в себе сил идти вообще, а уж делать напрасные крюки тем более. Минут через 20 всё разъяснилось – мы вышли к болоту и тут я сыканул по настоящему: если раньше болота были поросшие редкими кустами и чахлыми сосенками высотой с человека, то тут перед нами предстала огромная, метров в шестьсот, линза сфагнового болота, на котором не росло вообще ничего! Где-то посередине виднелась дюжина сосенок, но до них было несколько сотен метров абсолютно голого пространства, в некоторых местах которого чернели водой участки, на которых не было даже мха. И вот весь этот бездонный кошмар пересекали следы автомобильных колёс. Конечно, это была не «Нива» и не УАЗ, а каракат (самоделки местных умельцев, которые собирают хитроумные механизмы, а вместо колёс используют баллоны от тракторов и большегрузных автомобилей). Я буквально запаниковал – может этот каракат проезжал тут ещё по заморозкам?! В категорической форме отказался идти дальше и потребовал от всех повернуть назад, но как на беду прямо впереди нас застучали колёса недалёкого ж/д состава. Тане попала шлея под хвост, и она попёрла вперёд, за ней двинулся и Гинтарас. Видя, что они не проваливаются и, сдавшись, выломал палку метра в два, но взял её горизонтально, чтобы, в случае если провалюсь, она не дала уйти мне под воду с головой. Ноги здесь погружались в мох ещё глубже, и идти было даже тяжелее чем ранее. Компания наша разбрелась на довольно большое расстояние друг от друга, что мне очень не нравилось. Вероятно, я вёл себя безобразно – орал, требовал, ныл, пытался заставить – но просил я только об одном: держаться ближе друг к другу. Любой из нас в любой момент мог провалиться и как его вытащить?! Палка в руках у меня была у одного, провались та же Таня, то пока я дойду до неё, она может сгинуть бесследно. Но она всё равно постоянно вырывалась вперед, и я опять начинал орать – а как по-другому на неё воздействовать?! Тем не менее, болото мы это прошли и вышли прямо к тому мостику, от которого и начиналось наше великое путешествие! Поднялись на насыпь и зачастили по шпалам.
——————————————————————————————————-
Брусничное варенье
На станции стояло три навороченных джипа, и водительница одного из них завела с нами беседу. Я не сразу врубился, что это не любопытная аборигенка, а сестра Натальи – той, что позвонила и попросила оказать нам хоть какую-то помощь. А сестрица-то у Натальи ничего – симпатичная такая Аня в футболке с красивым принтом.
Девушка предложила нам помощь, но что тут можно попросить – шли мы 10 часов, через два часа дежурка отходит в Малошуйку, а там есть вокзальчик и придётся подождать несколько часов, пока не отправится другая до Онеги. Всё вроде сходится, но нас жрали комары, прятаться от них совершенно негде, а ведь со станции в 3 ночи отходит ещё один дежурный вагон, с которого без всякого транзитного ожидания можно пересесть на онежский. То есть мы могли бы попить чай в течении четырёх часов, о чём я и заикнулся. Предложение было встречено без размышлений, и мы полезли в джип. То, что у меня совсем не осталось сил, понял, когда не смог поднять ни одну ногу, чтобы переставить её в автомобиль – поднимал руками.
Дома у Анны чистенько, вкусно пахнет и нет комаров. Хозяйка захлопотала на кухне, делая яичницу и салат, мы же покорно ждали угощенья и смущались ситуации. Зря – Аня общительная и энергичная молодая женщина, мать красивой дочери и жена водителя лесовоза, который был как раз сейчас на вахте. Работает в системе ЖКХ, немного таксует – возит людей по лесовозным дорогам в Петрозаводск (Карелия), так как дорог параллельных железной дороге нет. О чём-то поболтали, поругали мужей и как-то бабы нашли общий язык и начали трепаться на своём птичьем языке. Меня всё это уже не интересовало, так как я попробовал брусничное варенье. Признаюсь – по приезду в Курск я уже купил и съел несколько разных банок брусничного варенья и ни одна из них и рядом не стояла с той, которую я сожрал в доме Анны Курбангалеевой. Невероятное сочетание кислости и сладости, вкуса и гармонии! Конечно, варенье поставили на стол не мне, а всем, но как-то все по паре ложек с оладушками съели и успокоились, я же поступил иначе – ужасно стесняясь, я таскал этот нектар ложку за ложкой. Покраснев, и вовсе пододвинул банку к себе и начал мазать его на хлеб. Ничего более вкусного я в жизни не пробовал! Когда коркой выскреб последние остатки варенья со стенок, попросил продать мне ещё одну банку. Аня спустилась в подвал, но более брусничного не осталось. Оказалось, что после смерти жены Пётр Фёдорович ударился в хозяйство – научился вкусно готовить, консервировать (брусника и лосятина была изготовлена и закатана им) и освоил массу дел не мужского мастерства.
После сладкого потянуло на сон, а Гинтарас и вовсе заснул на диване сразу после первого чая. Таня осталась выяснять насколько мужики козлы (или о чём там говорят женщины наедине), а я провалился в объятия к Морфею…. В два ночи нас разбудили и погрузили в джип, отвезли на станцию, посадили в единственный вагон и даже поцеловали в щёчку.
В Малошуйке мы пересели на другую дежурку и в 8 утра оказались в городе Онега. Нас ждал Кий остров, съедобные водоросли и мхи, расписные «небеса», деревянная церковь высотой с 15 этажный дом, вымершие деревни, противные таксисты, львы на столетних домах, гигантские одуванчики и богомол, камень исполнения желаний, древние храмы, гипсовые скалы, блестящий нос Степана Писахова и снег в июле… Но всё это уже совсем другая история.
Фотобонус
Источник – сайт “Карелия 2000-Русский Север”
